Вот подезд с выставившимися в ряд посыльными из гостинниц в фуражках кастрюльками и с позументом на околышках. Здоровеннейший усач с бляхой на борте пальто, гласящей о его принадлежности к Hôtel de la Paix, принял багаж супругов, впихнул их самих в омнибус и лошади помчались.
Первым делом супруги увидали грязную, плохо мощеную крупным камнем площадь, обстроенную серыми каменными домами с окнами, у каждаго из которых был балкон с чугунными или железными перилами.
- Глаша! Вот они, балконы знаменитые, на которые выходят по ночам испанки слушать серенады,- указал Николай Иванович жене и при этом почувствовал какое-то замирание в груди.- Но знаешь, что? На такой балкон забраться к милой по веревочной лестнице то-же ой-ой, как трудно! Особливо вон туда, в третий или четвертый этаж.
- Да кто-же туда взбирается?- удивилась супруга.
- Как кто? Понятное дело, возлюбленный. Побренчит, побренчит перед балконом на гитаре, она спустит ему веревочную лестницу - он и взберется но ней. Так, по крайней мере, в романах.
- Вздор. Веревочныя лестницы - это не про Испанию. Это про рыцарей разных. А здесь гитара, серенада... Выйдет она на балкон и назначает свидание где-нибудь. А не нравится предмет, так возьмет и обольет его с балкона помоями.
- Про помои я не читал,- сказал супруг.
- А я читала. Или розу ему кинет с балкона, или помоями обольет.
Омнибус, трясясь по убийственной мостовой, проехал через какия-то каменныя ворота, очень облупившияся, приходящия в ветхость, и выехал на узкую улицу с такими-же казенной архитектуры каменными домами с безчисленными балконами.
- Надо узнать, что это за ворота,- сказал жене Николай Иванович, опустил стекло омнибуса, обращенное к козлам, и крикнул проводнику гостинницы:- Кель порт?
- Порт Сан Вицент...- отвечал тот.
- Порт Сан Вицент,- повторил Николай Иванович.
- Ну, что-ж, теперь тебе легче стало, что ты узнал, какия это ворота?- улыбнулась супруга.
- Однако, душечка, ведь мы и путешествуем только из любопытства.
Николай Иванович был в благодушном настроении, глядел на окно, на чугунныя перила балконов и напевал:
"Сквозь чугунныя перила
Ножку дивную продень".
- Не только ножки дивной сквозь перила не продеть испанке, а и самой-то ей на балкон не выйти. Ты посмотри на балконы,- сказала Глафира Семеновна.- Почти на каждом балконе через перила перекинуты для просушки или детская перинка, или одеяло. Вон какая-то старая ведьма юбки встряхивает.
- Да, да, да... Поэзии мало. Но ведь теперь утро. А романс про вечер поется... Когда луна взойдет. Тогда уж, надеюсь, все это с балкона убирается.
Балконы, в самом деле, были все увешаны чем-нибудь для просушки или проветривания. Если не перины, одеяла, то на них висели какия-нибудь принадлежности мужскаго или дамскаго туалета: суконныя панталоны, пальто, юбки. Вот на одном из балконов выколачивают подушку от кресла, на другом сушатся на веревке чулки, носки, полотенца, детския рубашенки.
- Не поэтично днем, не поэтично...- повторял Николай Иванович - Но вот посмотрим, что ночью будет. Ночью нам непременно нужно будет по Мадриду прогуляться.
"Вот взошла луна златая...
Тише... Чу, гитары звон.
Вот испанка молодая
Тихо вышла на балкон...
Ночной"...
- Фу, какая мостовая! Даже язык себе прикусил,- сказал он.
- И я очень рада. Ништо тебе... Не пой,- проговорила Глафира Семеновна.- Только нервы мне раздражаешь. И совсем не идет к тебе пение чувствительных романсов.
- Но где-же костюмы испанские, где-же они?!- воскликнул Николай Иванович.- Вот уж мы и в Мадриде, в самом центре Испании, а костюмов не видать. Пиджаки, обыкновенныя дамския шляпки с цветами, платья с буфами на рукавах...
- Вон испаночка у подезда в кружевном головном уборе стоит,- указала Глафира Семеновна мужу. |