Извозчик подехал ко дворцу (Palacio Real) и остановился у ворот, показывая жестами супругам, что в ворота, за решетку, на двор можно войти.

Глафира Семеновна уж выходила неохотно из экипажа.

- Я не понимаю, зачем нам так подробно здания осматривать,- говорила она.- Даже во двор идем. Ну, что такое двор? Проехали мимо, полюбовались зданием и довольно. Я Манзанарес хочу видеть, реку Манзанарес.

- Дворец-то уж надо осмотреть,- проговорил Николай Иванович.

Они вошли на двор, усыпанный крупным песком и утрамбованный. Двор был пуст. Только кое-где показывался солдат. Не видать было даже гауптвахты на обширном дворе. Пусты были подезды с колоннами. Здания дворца расположены двумя скобами. Они прошли к противоположной воротам решетке. Она стояла над обрывом и сквозь нее открывался вид на город и предместье с высоты птичьяго полета. Пестрели черепичныя крыши, башни, сады, купола.

Глафира Семеновна зевнула и сказала мужу:

- Ничего нет хорошаго. Больше не будем нигде останавливаться. Прямо поедем на Манзанарес.

И вот супруги опять в экипаже и огибают вторую половину площади де-Ориенте, разделенную сквером. Сквер полукругом окружен статуями великих людей древности.

- Манзанарес...- приказывает извозчику Глафира Семеновна.

Тот, обернувшись на козлах, бормочет что-то по-испански и упоминает раза три Real Museo.

- Да не надо нам Реаль Мюзео. Это потом... Картины потом посмотрим. А сегодня мы хотим видеть Манзанерес... Алле... Манзанарес!

Извозчик покачал головой и щелкнул бичом. На Манзанарес ему, видимо, не хотелось ехать.

Экипаж свернул в улицу. Потянулись обывательские дома с окнами-балконами. Попадались церкви и часовни, очень невзрачныя по своей архитектуре, с облупившейся штукатуркою, с потемнелыми мраморными статуями мадонн в нишах. Статуи почти везде обвешаны бумажными цветами, пальмовыми ветвями, полинявшими и запыленными цветными лентами. Вот казармы с стоящими у ворот и сидящими на скамьях солдатами, в красных панталонах и серых пелеринах, синих фуражках без козырьков и околышков. Вот пятиэтажное фабричное здание, неоштукатуренное, закоптелое, с высокой дымящейся трубой, с воротами, охраняемыми сторожами. Слышался шум машин.

- Фабрика табачная...- прочитал Николай Иванович на громадной грязной вывеске, растянувшейся лентой над третьим этажем.- И по ихнему, по-испански, фабрика фабрикой зовется,- сказал он жене.- И табак - также табак.

Глафира Семеновна взглянула на здание и воскликнула:

- Батюшки! Да это декорация из оперы "Кармен!" Точь-в-точь, как у нас в Петербурге на Мариинской сцене. Смотри, смотри...- дергала она за рукав мужа.- Даже и казармы рядом. Точь-в-точь, как на Мариинской сцене. Должно быть, нашу оперную декорацию прямо с здешней табачной фабрики списывали. Постой... Не выйдет-ли сейчас Кармен из ворот? Коше! Кочеро! Арете! Извозчик! Остановитесь! Арете.

Она увлеклась до того, что даже тыкала в спину извозчика зонтиком, требуя, чтобы тот остановился. Извозчик сдержал мула, обернулся на козлах и с удивлением смотрел на нее.

- Совсем как в опере Кармен! То-есть капелька в капельку...- продолжала она.- Не хватает только тореадора. Даже и солдаты-то в такой-же форме, как на сцене. Николай Иваныч, да ты видишь?

- Вижу, душечка, вижу. Но я не понимаю, зачем мы будем здесь стоять!- отвечал муж.

- Ах, как похоже! Подождем. Может быть выбегут работницы, сигарочницы...

- Зачем-же оне будут выбегать в рабочую пору? С какой стати? Кочеро! Алле!- махал Николай Иванович кучеру и прибавил: - Туда, где Манзапарес.

Опять потащился мул. Дорога шла под гору. Пришлось тормазить экипаж. Улица сделалась шире, но мостовая - хуже.