Изменить размер шрифта - +
Мать ея стояла против нея и умилялась на ея талант. Девочка играла что-то очень грустное. Затем, неизвестно откуда появился мулат в бархатном пиджаке нараспашку, широчайших панталонах и широком красном поясе вместо жилета. Когда девочка-подросток кончила играть, мулат сел за рояль, взял несколько аккордов и запел какую-то песню, сильно выкрикивая на верхних нотах. Было скучно. Супруги опять перешли в читальню. Из читальни почти уж все разошлись Англичанин в красном галстуке писал письмо. Какая-то полная дама перелистывала иллюстрированные журналы, а какой-то лысый старик попросту спал в кресле с потухшей сигарой в руке. Супруги подошли к окну, выходящему на площадь Пуэрто дель Соль. На площади, ярко освещенной окнами магазинов, народ кишел. Там было теперь вдвое многолюднее, чем днем.

- В театр какой-нибудь ехать, что-ли?- спросила мужа Глафира Семеновна.

- В театр завтра. Придет этот испанский офицер и скажет, в какой театр нам ехать,- отвечал супруг.- А теперь спустимся вниз и побродим по площади, посмотрим в окна магазинов, заглянем в соседния улицы. Ведь мы еще и тридцати шагов не прошлись пешком. Кстати посмотрим, не распевает-ли где кто-нибудь серенаду.

Глафира Семеновна согласилась - и вот супруги на площади.

Та сутолока, та теснота, которыя были на площади Пуэрто дель Соль, могут поспорить разве только с многолюдием площади Святаго Марка в Венеции в вечерние, послеобеденные часы, но на площади Святаго Марка привлекает публику музыка, исполняемая военным оркестром, на площади-же Пуэрто дель Соль имеются только неустанные крики газетчиков, продающих вечерния газеты, продавцов лотерейных билетов, дешевых вееров, спичек и сластей. И здесь, так-же как в Венеции, публика не двигается, стоит на тротуарах, окружающих площадь, маленькими группами и дымит папиросами и сигарами. И громкий говор с окончаниями слов на "ас" и "ос" без конца. Испанцы не говорят тихо ни на улицах, ни в кофейных. Они кричат. Большинство окон домов, выходящих на площадь, было отворено и около оконных решеток стояли мужчины и женщины. Выйдя из подезда гостинницы, супруги стали протискиваться мимо ярко освещенных окон магазинов с выложенными на них товарами. Кондитерския чередовались через два магазина в третий. Множество лавок с безделушками, фотографиями - и веера, и зонтики без конца. Но вот и ярко освещенная лавка чистильщиков сапог. Она с растворенными настежь дверями. В отворенныя двери видно несколько кресел с сидящими на них мужчинами, поставившими свои ноги на скамейки и около этих скамеек суетятся чистильщики, натирая щетками сапоги. Один из чистильщиков в красной фуфайке, с руками в ваксе, при чем кстати замаран и нос, зазывает в лавку прохожих.

- А что: не дать-ли и мне почистить свои сапоги?- сказал жене Николай Иванович.

- Да чисть. Мне-то что!- откликнулась супруга.

- Омбрэ! Сапоги!

Николай Иванович поднял ногу и указал стоявшему на пороге лавки чистильщику на свой сапог. Тот моментально схватил его за руку, втащил в лавку и усадил в кресло. Чистильщик завернул панталоны Николая Ивановича и пришел в неописанное смущение. Николай Иванович был не в стиблетах, а в сапогах с голенищами, каковых не только в Испании, но и нигде за границей не носят. Похлопав по сапогу, чистильщик спросил Николая Ивановича что-то по-испански, но тот, разумеется, не понял. Вопрос был повторен и Николай Иванович пробормотал:

- Чорт тебя разберет, что ты городишь! Чисть!

Тогда чистильщик пригласил на совет другого чистильщика. Вдвоем они долго разсматривали сапоги и, должно быть, решив, что сапоги с голенищами могут быть только охотничьими сапогами, взяли и вымазали их салом.

- Стойте! Стойте, черти! Что вы делаете? Чем вы мажете!- закричал на них Николай Иванович, но было уж поздно: оба чистильщика размазывали сало, смешанное с сажей, и по сапогам, и по голенищам.

Он соскочил с кресла, выбежал из лавки к дверям, где его ждала Глафира Семеновна, и кричал:

- Вообрази, душечка, эти мерзавцы испортили мне мои новые опойковые сапоги, вымазав их салом.

Быстрый переход