- Не понимаю только, какого чорта мы поехали,- проговорил Николай Иванович.- Теперь после такого завтрака самое разлюбезное дело было-бы всхрапнуть у себя в номере.

И он зевнул.

- Не полагается в высшем кругу,- пояснил Оглотков.- Тут такой фасон жизни, что вся аристократия после завтрака катается, виды какие-нибудь разсматривает. Вот горы, например...- указал он вдаль и обратил на них внимание и дремлющаго американца.- Мистер, горы...

Тот заморгал остолбенелыми глазами и пробормотал:

- О, есс... Сиерра Невада...

- Сиерра Невада...- повторил Оглотков, расталкивая Николая Ивановича.- Смотрите...

- Смотрю, смотрю...- был ответ.- За нее мне влетало в училище. Только из-за этого и помню, что влетало. Но Невада Невадой, а мне пить хочется. Все горло пересохло.

- На велодроме мы достанем содовой воды. Пейте больше. Надо отпиться.

- Море готов выпить. Что, мистер? Спать хочешь, господин Америка?

Николай Иванович хлопнул сидящаго перед ним американца по коленке; Тот повел глазами, попробовал улыбнуться и отвечал:

- О, есс...

- Хорошие ребята они... И американец, и итальянец... Хорошие...- хвалил Николай Иванович.- Кроме вашего турка. Этот подозрительный... совсем подозрительный. Он не аташе. Какой, к чорту, он аташе! Он жид или кавказский человек. Доктор Потрашов его знает. Да и я у него в Москве ковер покупал. Он коммисионер. А итальянец,- настоящий итальянец и хороший человек.

- Хороший-то хороший, но только я вас предупрежу, как русскаго человека. Денег ему взаймы не давайте,- сказал Оглотков.

- А что?

- Занял у меня недели полторы тому назад в Казино двести франков на один день, а и до сих пор не отдает. Сегодня просил еще двести, но уж я - аминь. Пей, ешь, а насчет денег довольно.

Экипаж, по приказанию Оглоткова, подехал к велодрому и остановился.

XXXVIII.

На велодроме было человек пятнадцать публики. Велодром имел также и отделение для гимнастики и фехтования. Одна дама в широчайших панталонах синяго цвета и в красной испанской фуражке без козырька училась ездить на велосипеде. Около нея, держа ее за талью, бегал "профессор" велосипедной езды, как называл себя жиденький французик с бородкой клином, в синем фраке с золотыми пуговицами, в белых панталонах и черных чулках. Дама была в компании двух мужчин, которые покуривали сигары. Показалось еще двое мужчин в триковых полосатых фуфайках, надетых на голое тело, с широкими поясами, в коротких панталонах в обтяжку. Они шли в гимнастическое отделение. Оглотков увидал их и одному из них замахал руками.

- Прянс! Мосье ле прянс!- закричал он.- Вотр альтес... Мадам Иванов! Сейчас я познакомлю вас с тем немецким принцем, о котором я вам говорил. Он видел вас, как вы купались, и просил меня представить его вам,- обратился Оглотков к Глафире Семеновне и тотчас-же подбежал к одному из мужчин в фуфайке, длинному, как жердь, некрасивому, со впалой грудью и вострыми тараканьими усами.

Он поздоровался с ним, взял его под руку и подвел к Глафире Семеновне.

- Вот, мадам Иванова, позвольте вам представить: принц Карл... фон-Франценбург,- проговорил он и прибавил: - Только одно колено и помню из его фамилии... Длинная предлинная.

Принц приподнял фланелевую фуражку, обнаружив при этом совершенно лысую голову с легоньким венчиком белобрысых волос на висках и затылке, и уж полностью произнес свою фамилию, тщательно отчеканив все ея "колена", как выражался Оглотков. Глафира Семеновна зарделась, как маков цвет, и протянула ему руку. Сказав ей несколько слов по-французски, он осклабился, поклонился, подошел к мадам Оглотковой и тоже заговорил о чем-то. Николая Ивановича в это время около жены не было. Он искал себе содовой воды, а потому и не был представлен принцу.