Мы в аристократическом обществе. Так нельзя,- останавливал, жену Николай Иванович.
- едемте, мосье Оглотков, обратно. Нам надо домой. Пора...- говорила Глафира Семеновна.
- С удовольствием. И нам пора в кондитерскую Миремона пить шоколад. Через час весь центр высшаго круга туда перемещается. Но подождем немножко. Я обещал принцу посмотреть на его гимнастическия упражнения на трапеции,- сказал Оглотков.- Пойдем все, посмотрим.
- Ах! это любопытно!- оживилась Глафира Семеновна.- Но разве это можно?
- Говорю вам, что он даже просил.
- Тогда пойдемте. Ты от меня не смей отставать, Николай Иваныч.
Все отправились в отделение для гимнастики. Там на трапеции, привешанной к перекладине на двух столбах, выделывал гимнастическия упражнения немецкий принц. Завидя Оглотковых, он сел на трапецию, как это делают акробаты и, покачиваясь, сделал супругам приветственный жест рукой. Они зааплодировали ему. Аплодировала и Глафира Семеновна. Принцу понравились аплодисменты и он сделал еще одно упражнение, после чего соскочил с трапеции и раскланялся, опять подражая акробатам. Аплодисменты усилились.
- Чего вы? Чего вы расхлопались! Что тут мудренаго? За что?- крикнул Оглотковым и жене Николай Иванович и даже схватил за руку аплодирующаго американца, останавливая его.
- Оставь. Это принц... Это немецкий принц...- шепнула ему Глафира Семеновна.
- Мало-ли что принц! Но мудрости-то никакой нет. Это и я могу... Даже лучше могу. Тогда и мне аплодируйте. Всякому принцу нос утрем.
И прежде чем Глафира Семеновна могла сказать что-нибудь, Николай Иванович подбежал пьяными шагами к трапеции, ухватился за нее руками, стал раскачиваться, но оборвался и растянулся во весь свой рост на земле.
XXXIX.
Глафира Семеновна ахнула и всплеснула руками.
- Боже мой! Он убился!- воскликнула она, зажмурилась и отвернулась.
К ней подскочил итальянский певец и поддержал ее.
Николай Иванович лежал на земле недвижимо, лежал вниз лицом. Все бросились к нему. Первым подбежал немецкий принц и стал поднимать его. Принцу помогали другие мужчины. Мадам Оглоткова была при Глафире Семеновне.
- Сильно расшиблись?- участливо спрашивал Николая Ивановича Оглотков, стараясь поднять его.
- Маленько есть грех...- кряхтел Николай Иванович.
Он поднялся на четвереньки и сел на землю. Лицо его было в пыли, прилипшей к поту. Из носа показывалась кровь.
- Боже мой, у вас кровь!- закричал Оглотков.- Разве можно, не имея понятия о гимнастике, раскачиваться на трапеции!
- Да ведь что-ж поделаешь, коли сорвался!- опять пробормотал Николай Иванович.- А ведь в сущности все эти фокусы плевое дело.
- Встать-то вы можете? Ногу не сломали?- допытывался Оглотков.
- Ну, вот... С какой-же стати?
- Как с какой стати? Ведь вы грохнулись об землю, как мешок с песком.
Николай Иванович попробовал подняться, но опять опустился на землю. Он очень испугался при падении и смотрел на всех мутными, выпученными глазами. Немецкий принц взял его под руки сзади, воскликнул - "гоп-ля", и помог подняться на ноги.
- Das ist noch Glüd... Das ist noch Glü...- говорил он, видя, что Николай Иванович переступил с ноги на ногу.- Das fonnte schlechter fein.
- О, есс...- кивнул принцу американец и побежал в киоск за содовой водой для Николая Ивановича.
Глафира Семеновна, видя, что муж упал относительно счастливо, подошла к нему и стала ему говорить:
- Ну, можно-ли в пьяном виде лезть на гимнастику! Дурак ты эдакий, дурак! Не сломал ноги-то? Ребра целы?- спрашивала она.
- Кажется, целы. Зачем-же им ломаться-то!- проговорил Николай Иванович и стал ощупывать бока.- -Все в порядке. Нигде ничего не отдает.
- Оботри кровь-то у носа, да благодари Бога что цел остался! Ах, ты, безобразник! Никогда гимнастикой не занимался и вдруг лезет на гимнастику!
- Как никогда? В училище мы все эти штуки на гимнастике в лучшем виде проделывали. |