- Так ведь с училища-то сколько времени прошло? С тех пор ты брюхо отростил. Вот дурак-то!

- Глафира Семеновна! вспомните, что вы в аристократической компании находитесь. Здесь принц, а вы ругаетесь,- заметил жене Николай Иванович.

- Да ведь уж это из глубины души. Ну, посуди сам... Ну, что я должна была-бы сделать, если-бы ты руку или ногу себе сломал? Ведь мы в чужих краях.

- Ну, вот... Уж и ногу...

- Не возражай... Да, наконец, утрешь ты кровь на лице или нет? Стоит, как тумба.

Глафира Семеновна подскочила к мужу и стала отирать ему своим платком кровь с лица, но только размазала кровь.

- Иди и умойся!- продолжала она и воскликнула:- Батюшки, да у тебя синяк под глазом! И какой большущий!

- Да, опухоль. Есть опухоль. Синяк и опухоль,- подхватили Оглотковы.

Прибежал американец и принес стакан содовой воды. Николай Иванович выпил содовой воды и, отирая лицо платком, пошел в киоск, чтобы умыться. Все следовали за ним. Он слегка прихрамывал.

- Ты, должно быть, что-нибудь с ногой сделал!- кричала ему жена.- Ты хромаешь.

- Маленько отдает в правую коленку, но ничего...

- Несчастный! И дернула его нелегкая полезть на эту трапецию! Что нос разбил, не беда, но от синяка на глазу долго метка останется.

- За то с принцем... с настоящим немецким принцем на одной трапеции...- отвечал Николай Иванович.- Мадам Оглоткова, правильно я?

В киоске итальянский певец, спросив кусок льда у торговки прохладительными водами, начал тереть Николаю Ивановичу льдом ушибленное место под глазом и бормотал дамам что-то по-итальянски, одобрительно кивая головой. Николай Иванович не сопротивлялся.

- Знаменитые итальянские певцы льдом натирают! Вот какой почет!- подмигнул он жене.- Принц, настоящий немецкий принц поднял меня, когда я упал, а итальянский певец натирает...

- Знаменитый американский велосипедист содовой водой поил,- поддакнул Оглотков.

- Ну, вот видишь, Глашенька, из-за этого и упасть с трапеции стоит. Обо всем этом мы можем написать в Петербург нашим знакомым,- закончил Николай Иванович и пошел умываться в отделение киоска, находящееся за стойкой, где стояли сифоны с водой и бутылки с вином.

Когда он вышел оттуда чистый и причесавшийся, Глафира Семеновна воскликнула:

- Ну, вот! Здравствуйте! У него и нос с правой стороны раздуло.

- За то знаменитый итальянский принц и немецкий певец... То бишь, что я... Немецкий настоящий принц и американский певец...- бормотал муж.

- Ну, молчи, молчи уж, коли язык врет... едем сейчас домой...- командовала Глафира Семеновна.- Мы домой, господа. Вы уж уступите нам одну коляску, а до города мы господина американца довезем,- обратилась она к Оглоткову.

Все распрощались. Немецкий принц тоже всем протянул руку.

Обратно в Биарриц ехали: в одной коляске супруги Ивановы и американец, в другой - супруги Оглотковы и итальянский певец. Американца Ивановы спустили около Порт-Вье, а сами поехали к себе в гостинницу.

Выходя из коляски у гостинницы, Николай Иванович сказал жене:

- Первым делом сейчас отоспаться. Действительно я изрядно грохнулся о землю и у меня то там, то сям кости болят. Положу себе компресс из холодной воды и залягу.

- Как ты к обеду-то выйдешь с эдакой рожей?- заметила Глафира Семеновна.

- Рожа как рожа. Ничего особеннаго... Я смотрелся в зеркало. Немножко поприпухши, но это не важность. У принца рожа по моему еще хуже... Ну, сегодня обед к себе в номер потребуем. А вечером буду писать письмо в Петербург о принце.

Дома Николай Иванович, сняв с себя пиджак и жилет и положив на глаз и нос компресс, действительно завалился спать и вскоре захрапел и засвистел носом во все носовыя завертки.

Глафира Семеновна, раздеваясь, смотрела на себя в зеркало, позировала и долго любовалась своей фигурой. Утренний успех на Плаже опьянил ее.