- Какое мы, доктор, знакомство-то приобрели!- похвастался он Потрашову.- Ведь настоящий принц! Слышали, как он меня спросил про мое здоровье? Сказал: "ви гетс?" - и на глаз показывает.

- А ты молчишь. Стоишь, как истукан, и молчишь,- заметила мужу Глафира Семеновна, чувствовавшая себя на седьмом небе.

- Врешь. Я сказал ему: мерси. Два раза сказал. А потом, когда он отходил, проговорил: "гут морген",- оправдывался тот.

Доктору Николай Иванович признался, где и как он подбил себе глаз, но старику генералу Квасищеву, когда тот при встрече спросил, что у него с глазом, он разсказал о полене, принесенном волной и ударившем его в глаз.

- Да неужели?- удивился генерал.- Вот как нужно быть осторожным! Я не понимаю, чего-же беньеры смотрят! Это их обязанность. Волокитством только занимаются, подлецы. Ну, вдруг-бы это случилось с дамой? Я скажу здешнему меру, чтобы он пугнул их хорошенько. Я знаю здешняго мера.

Генерал отошел и при встрече с другими знакомыми стал разсказывать о печальном случае с одним русским, ушибленным во время купанья поленом. Когда Николай Иванович проходил мимо генерала, генерал кивал на него своим знакомым и говорил: "вот этот". Слушавшие генерала покачивали головами.

После полудня на Плаже уже все говорили о полене, ударившем в глаз русскаго. Николай Иванович заметил, что сидевшия на галлерее дамы направляют на него бинокли.

- Это ведь на тебя смотрят,- заметила ему жена.

- Да, да... Теперь и я делаюсь знаменитостью...- отвечал Николай Иванович самодовольно и даже покраснел от радости, при чем ухарски надвинул на бекрень свою серую шляпу.

- Но зачем ты врешь! А вдруг разговор о полене дойдет до принца и он скажет, что это неправда, что синяк твой от того-то и того-то. Наконец, Оглотковы, американец и певец Марковини... Они ведь видели, как ты грохнулся с трапеции.

- Вот разве это-то... Ну, я Оглоткова попрошу, чтобы он не болтал.

А Оглотков был уж тут, как тут, в своем белом фланелевом костюме с загнутыми у щиколок брюками. На этот раз вместо шляпы на нем была серая шотландская шапочка с лентами, спускавшимися по затылку. Подойдя к супругам Ивановым, он похвастался:

- Только что сейчас от княгини Боснийской. Представлялся ей. Какая милая женщина! Я в восторге... Она устраивает вместе с маркизой... вот уж забыл фамилию... кажется, Кальвиль... нет, кальвиль - это яблоко такое есть. Ну, да все равно. Она устраивает вместе с этой маркизой благотворительный раут в Казино для здешних бедных, и я взял пять билетов по десять франков. Будет и лотерея-алегри... Советую и вам запастись билетами. Будет все высшее общество,- сказал он Глафире Семеновне и, обратясь к Николаю Ивановичу, проговорил:- А с вами, милейший соотечественник, опять несчастие? Говорят, вас сегодня ударило во время купанья поленом в глаз. Покажитесь-ка...

Оглотков взял его за плечи и взглянул ему в лицо. Николай Иванович смутился, не знал, что отвечать, но Оглотков тотчас и вывел его из смущения.

- И все в тот-же глаз. В тот-же глаз, что и вчера?- продолжал он.- Ведь это удивительно: вчера и сегодня. Прямо можно сказать, что на беднаго Макара шишки валятся. Да... Сегодня это полено уже значительно вам увеличило ушиб. Вчера ничего не было заметно. Я говорю про вчерашний ушиб. А уж сегодня большой синяк. Скажите, велико было это полено?

Слыша такия слова, Николай Иванович и не возражал.

- Да, изрядное полено,- отвечал он.- Вершков в десять в длину и толщиной толще, чем в мою руку. Да что я: в руку! Вот два кулака сложить, так такое. Да ведь как ударило-то! Я света не взвидел! И главное, по больному-то месту.

- Я видела это полено.