"Это около американок-подлячек", мелькнуло у ней в голове. "Ах, твари противныя!" выбранилась она мысленно. "Упасть разве в обморок, когда выду из воды, я растянуться на песке?" задала она себе вопрос, и тут-же решила: "Нет, не стоит, никто не прибежит ко мне от американок. Они слишком далеко ушли. Лучше уж завтра".

Она не захотела больше делать даже и балетныя позы на руках у беньера и с неудовольствием стала выходить из воды. Перед ней как из земли вырос уличный мальчишка-подросток в рваной блузе и, ковыряя у себя пальцем в носу и разинув рот, тупо смотрел на нее. Она до того была раздражена этим, что наклонилась, взяла горсть песку и кинула в мальчишку, сказав вслух:

- Вот тебе, скотина! Чего рот разинул! Дурак!

Беньер накинул на нее плащ, и она медленно отправилась в раздевальный кабинет, внимательно разсматривая гуляющих по Плажу.

"Ни одного фотографа! Ни одного канальи с фотографическим аппаратом... А я-то надсажалась и ломалась в воде!" думала она.

Когда она переходила каменный тротуар Плажа, она увидела немецкаго принца. Он кормил белым хлебом двух черных пуделей, бросая куски хлеба кверху и заставляя пуделей ловить их при падении. Глафира Семеновна откинула капюшон плаща, пристально посмотрела на принца, желая кивнуть ему, но он не обратил на нее внимания и продолжал забавляться с собаками.

"Невежа"... подумала она и тут-же прибавила мысленно:- "Хорошо, что хоть этот-то не около американок".

Когда Глафира Семеновна вышла на Плаж одетая, к ней подскочил Николай Иванович и с улыбкой обявил:

- Душенька, радуйся. Сейчас я узнал, что один проживающий здесь русский написал в какую-то московскую газету корреспонденцию об электрическом угре, ударившем меня.

- Поди ты к чорту с своим угрем!- раздражительно отвечала она.

XLVII.

Прошло еще четыре дня и Глафира Семеновна с горестью должна была сознаться, что слава ея совершенно закатилась. При купаньи на нее никто уже не обращал внимания. На другой день после купальнаго дебюта американок, она, чтобы привлечь к себе внимание публики, даже упала в обморок, растянувшись в своем купальном костюме на песке, но к ней подскочили только две пожилыя дамы, прогуливавшияся на песке с ребятишками. Мужчины-же хоть и видели ея падение, не придали ему значения и не тронулись с места. Ее поднял беньер. Дам она с досады даже не поблагодарила, накинула на себя плащ и пошла одеваться.

- У меня закружилась голова во время купанья, кой-как я вышла на песок и рухнулась... Чуть не упала в обморок,- сказала она доктору Потрашову.

- Что вы! Тогда надо прекратить купаться,- отвечал тот.

- Ну, вот еще... Просто у меня с вечера голова болела. Сегодня утром встала тоже с головной болью... Но теперь ничего...

Доктор пожал плечами согласился:

- Впрочем, здесь это бывает часто, но в самом деле мало обращают на это внимания.

Глафира Семеновна сказала доктору, думая, что он разгласит об ея обмороке на Плаже, но он никому ничего не сказал. Тщетно она потом прислушивалась, не заговорят-ли на Плаже об ея обмороке, но никто не обмолвился ни единым словом.

Она перестала быть новинкой и о ней забыли, обратив все свое внимание на сестер-американок, которых после их второго купальнаго дебюта повезли куда-то завтракать в загородный ресторан, устроив там нечто в роде пикника. Она видела, как пронесся по улице Мерии громадный высокий шарабан с красными колесами, запряженный в шестерку лошадей, видела, как в нем, среди десятка старых и молодых мужчин, сидели сестры-американки в клетчатых платьях и красных шляпах, а кондуктор, одетый жокеем, пронзительно трубил в медный рог, требуя очищения дороги для экипажа.