Где то на верху сейчасъ звенелъ будильникъ и надъ головою и такъ, что гнулись доски потолка, топалъ босыми ногами его сынъ — Мишель Строговъ — а полковникъ, проснувшiйся раньше обыкновеннаго ничего этого не слышалъ и не замечалъ. Онъ снова и снова переживалъ эту бодрящую, освежающую душу речь ихъ руководителя.

— Мы, господа, — повторялъ про себя полковникъ такъ запомнившiяся ему чудныя слова, — не покинули театра военныхъ действiй. Кругомъ царитъ миръ… Да это правда, но это кажущiйся только миръ. Война съ большевиками, война за Россiю продолжается…

Это было главное. Это было самое утешительное. И какъ это, очаровательно что ли? выходило что вотъ онъ, полковникъ Нордековъ, лежитъ себе спокойно на Вилле «Les Coccinelles», потомъ поедетъ въ свою транспортную контору, а война все таки продолжается. Нордековъ зналъ, что такое война. Ему приходилось на войне по одиннадцати сутокъ быть безъ настоящаго сна… Онъ зналъ, что значитъ голодъ… Онъ зналъ, что значитъ обстрелъ тяжелыми батареями, вой, гулъ и трескъ лопающихся снарядовъ, ядовитый запахъ газовъ и тошное ожиданiе смерти, когда совсемъ пересыхаетъ во рту и глохнетъ ухо… онъ зналъ, что такое «война продолжается» и темъ не менее ему такъ отрадно было слышать эти слова въ мирной обстановке Парижскаго ресторана. Да, война продолжается… Они находятся въ тылу… Разве и на войне не бываютъ дни отдыха, затишья, когда после тяжелыхъ боевъ отведены въ глубокiй тылъ и ждутъ пополненiй?… Правда, это стоянiе въ резерве длится немного долго… Скоро одиннадцать летъ, какъ смолкъ гулъ пушечной канонады… Но… услужливая память подсказывала примеръ изъ исторiи и какой примеръ!.. Самого Суворова… He жилъ ли онъ почти четыре года въ селе Кончанскомъ, ходилъ въ церковь, звонилъ на колокольне, читалъ на клиросе, училъ деревенскихъ ребятъ… И вдругъ… Итальянскiй походъ и переходъ черезъ Альпы!.. Да… эти слова были колдовскiя, чудныя, несказанно прекрасныя слова. Они все звучали въ ушахъ, какъ великолепный сонъ, съ которымъ не хочется разстаться…

— Война не прекращалась ни на минуту, и она не можетъ прекратиться. И те, кто объ этомъ, быть можетъ, по малодушiю своему забывали — пусть почувствуютъ напоминанiе этого въ похищенiи Кутепова… Это прорывъ нашего фронта. Военныя действiя продолжаются… Они требуютъ единоначалiя… Я поднимаю высоко бокалъ за нашего председателя… Ваше превосходительство, дерзайте!.. Требуйте отъ насъ безпрекословнаго подчиненiя и знайте, что мы исполнимъ свято всякое ваше приказанiе…

Тогда, вчера, казалось, что они встанутъ после этого и все вместе пойдутъ на rue de Grenelle мстить за генерала Кутепова… Война продолжается… Фронтъ прорванъ… Онъ долженъ быть возстановленъ…

Они никуда не пошли…

Но, когда тихонько, на носкахъ, боясь воркотни жены, во второмъ часу ночи, крался полковникъ къ себе на rue de la Gare и осторожно вставлялъ ключъ въ замочную скважину — бурно колотилось его сердце…

«Военныя действiя» продолжались где то, помимо него…

Онъ спалъ безпокойнымъ, прерывчатымъ сномъ.

Просыпался и думалъ: — «а ведь и точно: — какое то движенiе, сдвигъ какой то есть… Возможно, что французы?… Они, кажется, уже поняли… Да, конечно, мешаетъ Брiанъ… Но не вечно онъ будетъ сидеть министромъ… Работа Коти… «L'Ami du Peuple» подготовляетъ общественное мненiе… Во Францiи пресса это все… Сербiя плац-д-армомъ… Тамъ русскiя формированiя… Что же, пожалуй?… дивизiя?…»

У полковника въ рыночномъ письменномъ столе, въ левомъ ящике и подъ ключомъ лежала большая тетрадка, то, что въ старину называли «брульономъ» (теперь и слова этого не знаютъ).