«Ахъ, какая гадость … Побить его просто. Разбить его наглую рожу …»

Передъ нимъ вставала широкая грудная клетка тренирующагося борца, громадные бицепсы, которыми такъ любилъ передъ всеми хвастать Мишель и понималъ князь, что въ такомъ единоборстве Мишель накладетъ ему «по первое число» …

«Да и кто виноватъ больше?.. Оиъ или я?.. Кто передалъ письмо? Его надо было вскрыть и посмотреть, что тамъ написано и можно ли такое везти въ Европу. Вскрыть и прочитать чужое письмо!.. Чужое письмо!.. Это все равно, что подслушивать у двсрей, что ворoвать … Нетъ … Это хуже всякаго воровства».

«Я долженъ все сказать капитану Немо и просить его о самой страшной казни» …

Ужасъ разбиралъ его. Да и зачемъ говорить?.. He зналъ ли этотъ полный таинственности человекъ все и безъ всякаго покаянiя. Какъ онъ поняль и узналъ Мишеля Строгова. He допустилъ его до посылки въ Россiю. Говорить съ капитаномъ Немо казалось ужаснымъ. Такъ въ мучительномъ горенiи совести князь Ардаганскiй не заметилъ, какъ наступилъ день и аэропланъ плавно и быстро, точно скользя съ крутой и безконечной горы, снизился и опустился на точку на Россiйскомъ острове.

Было нестерпимо жарко. Буря проносившаяся надъ океаномъ не смягчала зноя. Ветеръ дулъ точно изъ раскаленной доменной печи. Россiйскiй флагъ игралъ съ ветромъ. Веревки далеко отдулись отъ мачты. Ветеръ рвалъ и хлопалъ флагомъ.

Ноги дрожали у князя Ардаганскаго, когда онъ поднимался на гору, за скалы базальта, на уступъ, где стоялъ соломенный баракъ капитана Немо. Дремавшiй на крыльце адъютантъ ротмистръ Шпаковскiй принялъ пакетъ.

— Я бы хотелъ и лично видеть капитана Немо, — нерешительно сказалъ Ардаганскiй.

— Хорошо … Я потомъ доложу. Сейчасъ капитанъ у Радiо … Ну, какъ веселились въ Париже?..

— Где же веселиться? — уныло и вяло сказаль Ардаганскiй, — я едва успелъ побывать у всехъ, къ кому мне было приказано зайти.

Слова не шли съ языка. Князю казалось, что и Шпаковскiй все знаетъ и потому такъ и выспрашиваетъ его о Париже.

— А у насъ, князь, верите ли, что то особенное творится. Вотъ все эти пять дней, что васъ не было, полковникъ Ложейниковъ насъ тревогами и ученьями замучилъ … Верите ли вывозили на море щиты изъ ящичныхъ досокъ и обстреливали ихъ … Точно десанта какого то боимся … Изъ пушекъ Гочкиса стрельбу производили. Ну кто отъищетъ насъ на этомъ Богомъ и людьми забытомъ острову?

Электрическiй звонокъ зазвонилъ на веранде. Шпаковскiй вскочилъ съ пакетомъ.

— Такъ и о васъ доложить?.. Но, если, князь, что личное и вообще неважное, можетъ быть, вы повременили бы? Не безпокойте Ричарда Васильевича. Все эти дни онъ что то необычно озабоченъ и, верите ли, даже точно и взволнованъ … Кто бы этому поверилъ?..

«Для меня это очень важно», — мелькнуло въ голове Ардаганскаго, — «для дела?.. Не все ли равно? Это уже кончено. Сплетня гуляетъ по Парижу … По всему мiру … Ее моимъ раскаянiемъ не остановить … Зачемъ еще безпокоить этого таинственнаго человека, и безъ моего покаянiя все про меня знающаго?».

Князь Ардаганскiй сказалъ и самъ удивился, какъ это спокойно и натурально у него вышло, несмотря на внутреннюю душевную бурю: -

— Да … Конечно … Обо мне ничего не докладывайте. Вернулся благополучно … И все … A то … To мое личное дело и имъ теперь не надо безпокоить капитана Немо …

— Стосковались … Изнервничались, какъ и мы все, - быстро сказалъ Шпаковскiй и скрылся за дверьми кабинета капитана Немо.

Князь Ардаганскiй медленно сталъ спускаться съ горы. Вотъ, когда онъ почувствовалъ всю усталость полета и безсонныхъ ночей.