Онъ опять сталъ ходить по кабинету и упорно думать. Решенiе складывалось въ его уме. Въ немъ не было места для компромисса.

«Вопросъ о сдаче меня не касается. Это ихъ дело. Техъ, кто слепо мне доверился, кто пошелъ за мною. Мое решенiе постановлено. Я не сдаюсь. А те? Какъ хотятъ … Какъ имъ будетъ угодно … Бываютъ случаи, когда солдаты командуютъ собою … Но вопросъ о томъ, кто — Россiйскiй островъ, или Россiя? решаю я — ихъ главнокомандующiй. Завтра аэропланы летятъ … въ Россiю. Кажется и буря стихаетъ. Здесь всегда такъ … Внезапно встанетъ и такъ же внезапно и стрiхнетъ … Можетъ быть … и тамъ стихнетъ … Отдумаютъ. И чаша сiя меня минетъ …».

Капитанъ Немо смелыми, твердыми шагами вышелъ на веранду барака. Ротмистръ Шпаковскiй, сидевшiй съ книгой въ рукахъ въ соломенномъ кресле, вытянулся передъ Немо.

— Вотъ, что, милый Александръ Антоновичъ, попросите ко мне сейчасъ Аранова, профессора Вундерлиха и начальника минеровъ.

— Слушаюсь.

Ротмистръ Шпаковскiй четко повернулся кругомъ и побежалъ по тропинке къ баракамъ технической части.

Капитанъ Немо долго следилъ за нимъ глазами. Буря утихла. Воздухъ былъ недвиженъ. Разбушевавшiйся океанъ съ ревомъ шелъ громадными валами на островъ и, казалось, островъ потрясался подъ ударами белогребенныхъ волнъ.

XXIX

Со сторожевого поста, стоявшаго на северовосточной части острова капитану Немо донесли: — «летятъ аэропланы».

Солнце спускалось къ западу. Двенадцатичасовой экваторiальный день приходилъ къ концу. На востоке море сливалось съ небомъ. Тамъ океанъ и небо были темнозелеными и каждое мгновенiе меняли окраску. Волны синели, становились фiолетовыми, какъ прозрачный аметистъ. Ровный покойный предвечернiй ветеръ мягко, точно ласкаясь, развернулъ на мачте Русскiй флагъ. Аэроплановъ еще не было видно. Но ровнымъ гуломъ гудели пропеллеры.

«Да, вотъ это ихъ всегда и выдаетъ», — подумалъ капитанъ Немо и приложилъ къ глазамъ бинокль.

Пять небольшихъ, военныхъ, разведочныхъ гидроплановъ, какъ гуси, летели широкимъ угломъ — «станицей». Впереди одинъ, за нимъ два и дальше, едва виднелись еще два. Они держали курсъ мимо, но должно быть по белой пене прибоя, разглядели островъ и повернули на него.

Шумъ машинъ сталъ громокъ и надоедливъ. Стали видны блестящiя аллюминiевыя тела гидроплановъ, ихъ широкiя крылья и отличительные знаки на нихъ. «Французы … Лучшiе летчики въ мiре и лучшiе аппараты … Пусть посмотрятъ … Можетъ быть кто нибудь изъ техъ, кто когда то со мною работалъ», — подумалъ капитанъ Немо.

Гидропланы на большой высоте, не снижаясь, пролетели надъ островомъ, сделали плавный полукругъ и полетели на востокъ. Значитъ, где то не такъ далеко,

долженъ быть и флотъ.

Mope темнело. На западе верхушки волнъ плескали золотомъ. Длинная тень отъ горы легла на океанъ. На зеленой площадке, где белымъ, ровнымъ рядомъ стояли палатки, горнистъ проигралъ повестку къ заре. Полурота въ тропическихъ костюмахъ и шлемахъ проворно выстраивалась на линейке.

Капитанъ Немо спустился къ лагерю и пошелъ къ строю. Онъ появлялся передъ людьми своего отряда только въ исключительныхъ случаяхъ.

Все шло по всегдашнему воинскому росписанiю. Фельдфебель, рослый пулеметчикъ Мордашовъ, вызывалъ людей по перекличке.

— Агафошкинъ 1-й … Агафошкинъ 2-й … Ардаганскiй … Бычковъ … Ветлугинъ …

— Я … я … я, — неслось отъ шеренгъ.

Между причудливыхъ кактусовъ, отъ кухонь, подымался сизый дымокъ.