Яркiя звезды легли алмазнымъ узоромъ по темно-синей небесной парче. Внизу глухо и мерно билъ прибой. Океанъ отражалъ звездное блистанiе и струился светящимися нитями. Ровный и теплый ветеръ подувалъ надъ островомъ. Было таинственно, несказанно красиво и чудно въ Божьемъ мiре. И разговоръ былъ необычный, полный тайны, веры другъ въ друга и велся онъ тихими задушевными голосами.

— Ось, Михайло Строговъ, — внушительно, хриплымъ баскомъ говорилъ Тпрунько, — заготовляе бiлый флагъ … Я знаю … Бачивъ … Ихъ у палаткi пять душъ собралось, и Михайла вашъ за коновода … Не дать, значе, поднять Русскаго флага и шобъ сдаться. Ось, что замышляе!.. Я знаю … Бачивъ …

— За то знамя наши отцы и деды умирали.

— Я за тожъ и кажу, Нифонтъ Ивановичъ.

— Опять — сдаться?.. Это значитъ опять чужой хлебъ жевать?.. Опять въ беженцы писаться?.. Да умереть куды слаже …

— Я за тожъ и кажу, Нифонтъ Ивановичъ. Якъ же вы служили Государю Императору?..

— Я то?.. То есть, какъ я служилъ?.. Я полный бантъ имелъ, во какъ я служилъ … Подхорунжимъ я былъ въ своемъ полку. Я на защите Дона до конца стоялъ, и кабы не начальство, никогда бы никуда не ушелъ … Такъ тамъ и померъ бы на родной то есть земле …

— Та-акъ … Вы чулы, якъ полковникъ казавъ на перекличке. «Сполнимъ свой долгъ» … Нашъ долгъ есть што? … Оборонить свое знамя и при емъ умереть.

— Ну-къ что-жъ. Я васъ въ полной мере уважаю.

— За то и разговоръ, Нифонтъ Ивановичъ. Вы мой пидпомошникъ … И начальство указало … И то нашъ козацкiй долгъ … Понялы?

— Учить меня не приходится. Съ малолетства въ станице отцомъ достаточно ученъ, что значитъ: — за веру, Царя и отечество … To есть сладкая смерть … Славою и честiю венчанная.

— Я за то и кажу, Нифонтъ Ивановичъ … Бувайте здоровеньки.

— Спокойной ночи.

Внизу глухо шумелъ океанъ. Темные валы непрерывною чередою наступали на берегъ, опенивались блестящей чертою и съ мягкимъ шипенiемъ разсыпались вдоль берега. Ярко блистали на небе безчисленныя, незнаемыя звезды. Творили свою ночную работу, полную небесной тайны. Казались они поднимавшемуся на гору уряднику Тпруньке неласковыми и будто враждебными. He такiя оне были на Кубани. Чернымъ горбомъ вдавалась въ море гора съ ея причудливыми скалами и съ конусообразной вершиной.

Все было не «наше», все было чужое и страшное. Тпрунька остановился, досталъ кисетъ съ табакомъ, раскурилъ трубку и сказалъ про себя: -

— Ну, однако, никто, какъ Богъ. На все Его святая воля …

XXXI

Быстрый разсветъ наступалъ. Звезды погасали. Небо казалось серымъ. Капитанъ Немо вышелъ на веранду барака. Онъ прислушался. Наверху, где была мачта и где никакихъ работъ не производилось мерно стучалъ молотокъ. «Тукъ, тукъ, тукъ». Замолчитъ, перестанетъ и опять: — «тукъ, тукъ, тукъ» …

Шпаковскiй, спавшiй одетымъ въ длинномъ соломенномъ кресле вскочилъ передъ капитаномъ Немо.

— Что это тамъ, Александръ Антоновичъ?

— He могу знать, Ричардъ Васильевичъ. Сейчасъ пойду посмотрю.

— Пойдемъ вместе.

Они спустились съ веранды и по узкой тропинке, вившейся между миртовыхъ кустовъ и безобразныхъ мясистыхъ кактусовъ и алоэ стали подниматься къ мачте.

Светало. На востоке океанъ покрылся белесой пеленой. Небо надъ нимь розовело.

Съ последняго поворота тропинки стала ясно видна вершина горы. Седой бородатый казакъ взобрался на белый столбъ мачты и, придерживая коленомъ большой Русскiй флагъ, тщательно прибивалъ его гвоздями.