— Вы, Мифонтъ Ивановичъ, кромку делайте больше, а гвозди бейте почаще, какъ на знаменахъ били, a то кабы ветеръ не порвалъ до времени.

— Я и то гвоздь къ гвоздю. Никогда тебе не порветъ … Какая бы буря ни была все устоитъ.

Капитанъ Немо остановился за кустами и смотрелъ на стариковъ. Тихая улыбка появилась на его всегда серьезномъ лице. Теплый токъ пошелъ отъ сердца къ глазамъ — и — вотъ еще мгновенiе — и не удержитъ онъ благодатныхъ слезъ. Никогда въ дни лучшихъ своихъ изобретенiй и громкихъ успеховъ, ни даже въ тотъ день, когда Государь Императоръ произвелъ его въ первый офицерскiй чинъ, ни тогда, когда онъ уже въ зените своей славы представлялся Государю, ни тогда, когда внезапно почувствовалъ, что онъ полюбилъ запоздалою первою любовью дочь своего лучшаго друга — не испытывалъ капитанъ Немо такого блаженнаго светлаго и радостнаго чувства, какъ въ эти минуты разсвета на чужомъ острову, когда скрытый кустами онъ наблюдалъ эту работу казаковъ.

Звезды погасли. Только одна на западе горела светлымъ фонарикомъ на зеленомъ небе. Предразсветный ветеръ озабоченно задулъ надъ горою. На востоке ярче разгоралась золотая полоса восхода. Внизу на линейке горнистъ трубилъ повестку къ заре.

Опустившiй было въ сладкомъ раздумьи голову капитанъ Немо поднялъ ее. Старый казакъ забилъ последнiй гвоздь и отпустилъ прижатый коленомъ конецъ флага. Въ тотъ же мигъ первый солнечный лучъ ослепительно заигралъ на горе. Въ его огневомъ сiянiи во всю ширину развернулся большой, несказанно прекрасный флагъ Родины …

Немо сталъ спускаться. Онъ не хотелъ, чтобы казаки его увидали. На его лице все играла та же счастливая улыбка. Сердце сладостно замирало отъ восторга сознанiя, что честь и долгъ не пустыя слова.

XXXII

Въ полдень на горизонте показались черные дымы. На острове пробили боевую тревогу. Союзная эскадра шла къ Россiйскому острову.

Часовъ около четырехъ корабли развернулись въ океане и стали на якорь. На большомъ Англiйскомъ дредноуте, должно быть, адмиральскомъ корабле длинной вереницей затрепетали сигнальные флаги.

Сигнальщикъ морякъ прочелъ: — «требовали сдачи и спуска поднятаго на острове флага».

Русскiй флагъ весело и дерзко игралъ на ветру. Съ грязнаго, сераго корабля, бывшаго подъ краснымъ флагомъ спустили моторную шлюпку. Она буксировала вельботъ и шла съ белымъ кормовымъ флагомъ: — переговорщики.

Полковникъ Ложейниковъ съ ротмистромъ Шпаковскимъ вышли имъ навстречу.

Вельботъ на веслахъ подошелъ къ берегу и выбросился на мелкое место. Изъ него выскочили люди въ белыхъ матроскахъ и съ ними человекъ въ просторной тропической пижаме. Матросскiя безкозырки съ алыми ленточками были небрежно по бабьи надеты на стриженыя головы матросовъ. Вооруженные винтовками съ примкнутыми штыками матросы, держа ружья на перевесъ окружили человека въ белой пижаме и несмело пошли навстречу полковнику Ложейникову.

— Кто вы такiе и что вамъ угодно? — спросилъ Ложейниковъ.

— Я есть комиссаръ дредноута краснаго советскаго флота «Роза Люксембургъ» и присланъ отъ командующаго союзной эскадрой адмирала Флислинга съ требованiемъ сдачи острова, немедленнаго спуска бело-гвардейскаго флага и перехода всехъ обитателей острова на суда эскадры.

— Передайте адмиралу Флислингу, что ему должно быть хорошо известно, что надъ островомъ не бело-гвардейскiй флагъ, но Россiйскiй флагъ. Онъ поднятъ надъ Русскимъ островомъ, принадлежащимъ Россiи и Россiя не состоитъ въ войне съ Англiей.