Если теперь это отменить — ко всему этому прибавится еще не дострелившiйся самоубiйца… Пора…

Полковникъ повернулся спиною къ реке. Все время искусно скрывавшiйся отъ него Ферфаксовъ съ охотничьею ловкостью приселъ за кустами.

Полковникъ точно въ какомъ то раздумьи вынулъ изъ кармана пальто револьверъ и взвелъ курокъ.

Онъ какъ бы ощутилъ вхожденiе холоднаго дула въ ротъ, отвратительное прикосновенiе тяжелаго металла къ зубамъ, потомъ толчекъ, мгновенную боль… А дальше?…

Не все ли равно?

Полковникъ приподнялъ руку съ револьверомъ, уселся поудобнее, чуть откинулся назадъ… Онъ помнилъ, что ему надо непременно упасть въ воду…

* * *

Bee, что было потомъ, показалось ему сномъ. Такъ только во сне бываетъ: — вдругъ въ черноту небытiя точно какое то окно откроется. И тамъ светъ. Новая какая то жизнь. Невероятныя приключенiя. Надолго ли? Такъ случилось и сейчасъ. To, что было — кончилось. He стало виллы «Les Coccinelles», и не надо было ходить въ экспортную контору.

И потомъ, когда пошла и завертелась эта новая, такъ непохожая на все прошлое жизнь, полковникъ часто думалъ, что не покончилъ ли онъ тогда на берегу Сены съ собою и эта новая жизнь уже жизнь потусторонняя? Такъ все въ ней было необычно.

XXV

Крепкая, точно изъ стали выкованная рука, мертвою, бульдожьею хваткою схватила руку полковника за запястье. Другая рука быстро выхватила револьверъ изъ его руки и, взмахнувъ имъ, далеко бросила въ реку.

Блеснула въ холодномъ зеленомъ стекле ея вспенившаяся серебромъ волна, тихо булькнула и все успокоилось.

Прямо противъ лица полковника было темное лицо. Каштановые собачьи глаза съ спокойнымъ блескомъ смотрели въ глаза полковника.

Полковникъ хотелъ возмутиться. Онъ искалъ словъ, какiя говорятъ въ такихъ случаяхъ и не находилъ.

«Что вы делаете!.. Какъ вы смеете?! Какое вамъ до меня дело?!», хотелъ онъ крикнуть, но языкъ не повиновался ему, и только легкое шипенiе раздалось изъ его рта.

Онъ безсильно свалился въ объятiя схватившаго его человека, едва слышно прошепталъ: — «оставьте меня», — и залился слезами, всхлипывая, какъ ребенокъ.

Ферфаксовъ взялъ полковника за талiю, осторожно свелъ его съ глыбы и повелъ по пустынной береговой дороге къ дому, Онъ зналъ, что тутъ надо что то говорить и успокоить полковника, но не речистъ былъ Ферфаксовъ. При томъ же и смущенъ онъ былъ до нельзя. Полковникъ былъ и годами и положенiемъ старше его, и онъ боялся какъ нибудь обидеть, или задеть самолюбiе полковника. Ферфаксовъ призвалъ на помощь Бога. Онъ вспомнилъ, какъ напутствовалъ Христосъ апостоловъ и какъ говорилъ имъ, что не нужно заранее обдумывать, что сказать, но что Духъ Святый найдетъ на нихъ и научитъ, что говорить…

Полковникъ совершенно размякъ. До дома было недалеко и наступалъ тотъ часъ, когда надоедливый сверлящiй звонъ будильника Мишеля Строгова подыметъ съ постелей все населенiе виллы «Les Coccinelles».

— Ну зачемъ это? — началъ нерешительно и несмело Ферфаксовъ. — Ну къ чему?… Старый дуракъ глупости болталъ, а вы и разстроились… Да все это вздоръ… Россiя будетъ… Еще и какая прекрасная Россiя будетъ!..

— Но мы не увидимъ ее, — бледнымъ голосомъ сказалъ полковникъ.

— Еще и какъ еще увидимъ ее. Поверьте мне, еще и сделаемъ кое что для нея, для ея спасенiя хорошее, большое дело сделаемъ.

— Нетъ!.. Что ужъ!.. Куда ужъ!.. Что вы меня, какъ ребенка утешаете, — проговорилъ съ тоскою въ голосе полковникъ, и сейчасъ же со злобою добавилъ: — напрасно, знаете, вы вмешались не въ свое дело… Что же я то теперь буду делать? — съ ужаскымъ отчаянiемъ воскликнулъ полковникъ.