-- В Лондон идешь?-- спросил мальчик, когда Оливер кончил есть.

   -- Да.

   -- И квартира у тебя есть?

   -- Нет.

   -- А деньги?

   -- Нет.

   Странный мальчик свистнул и заложил руки в карман так далеко, как только позволяли ему его рукава.

   -- Вы живете в Лондоне?-- спросил Оливер.

   -- Да... живу, когда бываю у себя дома, -- отвечал мальчик.-- Тебе, я думаю, хотелось бы найти такое местечко, где ты мог бы провести ночь... правда?

   -- Да, -- отвечал Оливер.-- С тех пор, как я ушел из провинции, я ни разу еще не спал под крышей.

   -- Ну, не три своих глаз из-за таких пустяков, -- сказал юный джентльмен.-- Сегодня вечером я думаю быть в Лондоне; я знаю там одного очень почтеннаго стараго джентльмена, который даст тебе квартиру моментально и никогда платы не спросит... разумеется в том случае, если тебя приведет знакомый ему джентльмен. А не знает он разве меня? О, нет! Ни капельки! Ни в каком случае! Разумеется нет!

   Юный джентльмен улыбнулся, как бы желая показать, что в маленьких отрывках его фраз заключается крайне игривая ирония, и довольный собой залпом докончил пиво.

   Неожиданное предложение ночлега было слишком соблазнительно, чтобы отказаться от него, тем более, что непосредственно за ним следовало уверение в том, что старый джентльмен без сомнения доставит Оливеру какое нибудь местечко и в самом непродолжительном времени. Это привело к дружеской и откровенной беседе, из которой Оливер узнал, что друга его зовут Джек Доукинс и что он пользуется исключительным расположением и покровительством упомянутаго выше джентльмена.

   Нельзя сказать, чтобы наружность мистера Доукинса говорила особенно в пользу удобств, доставляемых его патроном тем, которых он брал под свое покровительство; но так как он говорил все время легкомысленно и несвязно, а затем совершенно откровенно сознался в том, что товарищам своим он больше известен под названием "ловкаго Доджера {Dodger -- плут.}", то Оливер решил, что он, вероятно, очень беззаботен и расточителен, а потому благодетель его махнул на него рукой. Находясь под таким впечатлением, он втайне решил, что он постарается как можно скорее внушить старому джентльмену хорошее мнение о себе. Если же Доджер окажется неисправимым, в чем он был почти уверен, то постарается отклонить от себя честь дальнейшаго знакомства с ним.

   Так как Джек Доукинс отказался войти в Лондон раньше наступления ночи, то было уже одиннадцать часов, когда они подошли к Айлингтону. От Энджеля они прошли на улицу Сент-Джонс, повернули в переулок, кончавшийся у Седлер-Уэльскаго театра, затем по Эксмоуз-Стриту и Канпис-Роу, прошли по небольшому двору приюта, затем, наискось через Хокдей, далее по Малой Сафрон-Гиль и по Большой Сафрон-Гиль, где Доджер пустился скорым шагом, рекомендуя Оливеру не отставать от него.

   Не смотря на то, что все внимание Оливера было занято его проводником, он все же не мог удержаться от искушения бросить несколько взглядов на ту и другую сторону улицы, по которой они шли. Более грязнаго и отвратительнаго места он ни разу еще не видел. Улица была очень узкая, грязная и воздух в ней был пропитан зловонием. Здесь было везде очень много маленьких лавочек, единственным товаром которых были, повидимому, только дети; не смотря на такой поздний час ночи, они то выползали из дверей лавочек, то вползали туда или во весь голос ревели внутри. Единственными торговыми учреждениями, которыя, повидимому, процветали среди этой грязи и нищеты, были трактиры, наполненные самыми безшабашными ирландцами, которые ругались, что называется во всю. Крытые проходы и дворы, то там, то здесь идущие в сторону от главной улицы, открывали вид на небольшое помещение, где пьяные мужчины и женщины буквально валялись в грязи; из некоторых дверей, пробираясь осторожно, как тени, выходили какие то люди весьма подозрительной наружности, отправляясь, по всей вероятности, в какую-нибудь, далеко не безупречную экспедицию.