Оливер начинал уже подумывать, не лучше ли будет улизнуть оттуда, когда они подошли к самому концу улицы. Его спутник схватил его за руку, толкнул в открытую дверь дома, находившагося вблизи Фильд-Лена, и потащил его в проход, затворив предварительно дверь за собою.

   -- Кто там?-- крикнул чей то голос в ответ на свист Доджера.

   -- Плюмми и Слем!-- отвечал Доджер.

   Надо полагать, что слова эти были заранее условленным паролем, так как вслед за этим на стене в противоположном конце прохода, показался слабый свет свечи и из кухни в том месте, где находилась лестница со сломанными перилами, выглянуло лицо мужчины.

   -- Вас двое?-- спросил он, вытягивая дальше руку со свечой, а другою рукой прикрывая глаза.-- Кого ты привел?

   -- Новаго товарища, -- отвечал Джек Доукинс, толкая Оливера вперед.

   -- Откуда он?

   -- Из земли простофилей. Где Феджин? Наверху?

   -- Да, сортирует платки. Идите же!-- мужчина скрылся за дверью, а вместе с ним и свеча.

   Оливер, ощупывая пут одной рукой, а другой держа крепко руку товарища, с трудом подымался по темной, сломанной лестнице, тогда как проводник его шел совершенно свободно, видимо хорошо знакомый с этим домом. Он открыл дверь задней комнаты и втащил туда за собою Оливера.

   Стены и потолок этой комнаты были почти черные от долголетней грязи и копоти. Против плиты стоял большой стол, на котором горила свеча, стояла бутылка имбирнаго пива, две или три оловянных чашки, хлеб, масло и тарелка. На сковородке, стоящей на плите, жарились сосиски; подле плиты у сковородки стоял старый еврей; отталкивающее лицо котораго было слегка закрыто нависшими красновато-рыжими волосами. Одет он был в сером, фланелевом халате с открытой впереди грудью; внимание его было, повидимому, разделено между сковородкой и вешалкой, на которой висело множество шелковых носовых платков. Несколько постелей, состоявших из грубых соломенников, лежали друг подле друга на полу. Кругом стола сидели четыре или пять мальчишек, не старше Доджера; они курили глиняныя трубки и пили водку с важностью, присущею подросткам. Все они столпились вокруг своего товарища, когда тот шепнул что то на ухо еврею, а затем все повернулись и с улыбкой смотрели на Оливера. То же самое сделал и еврей.

   -- Это он самый, Феджин, -- сказал Джек Доукинс, -- мой друг Оливер Твист.

   Еврей засмеялся и, отвесив низкий поклон Оливеру, протянул ему руку, выразив надежду, что он будет иметь честь ближе познакомиться с ним. Тогда молодые джентльмены, с трубками окружили его, крепко пожимая ему руки, особенно ту, которая держала маленький узелок. Один молодой джентльмен позаботился о том, чтобы повесить его шапку, другой очень обязательно засунул руки в его карманы, говоря, что хочет сам все вынуть из них, чтобы он уже не безпокоился об этом, когда будет ложиться спать, потому что очень устал. Не знаю, как далеко зашли бы эти любезности, не прогуляйся вилка еврея по головам и плечам этих крайне обязательных юношей.

   -- Мы очень рады видеть тебя, Оливер, очень рады, -- сказал еврей.-- Доджер, возьми сосиски и поставь кадку у огня для Оливера. Ага! ты смотришь на носовые платки... Эх, мой голубчик! Их тут очень много, не правда-ли? Мы только что сортировали их и приготовили для стирки. Вот и все, Олмверь, вот и все! Ха, ха, ха!

   Последняя часть спича вызвала оглушительный восторг со стороны подающих большия надежды питомцев веселаго стараго джентльмена. После этого все принялись ужинать.

   Оливер сел свою порцию и тогда еврей, приготовив в стакане смесь горячаго джина с водой, приказал ему выпить ее залпом, говоря, что другой джентльмен ждет своей очереди. Оливер сделал, как ему было приказано, и вскоре после этого почувствовал, что его осторожно подымают и кладут на один из лежащих на полу соломенников.