-- Делай все, что они тебе укажут и слушай их советов, особенно Доджера, мой милый! Он будет когда нибудь великим человеком и тебя сделает таким же, если ты позволишь ему руководить собой. А что, голубчик, не висит ли мой платок носовой из кармана? спросил еврей.
-- Да, сэр!-- отвечал Оливер.
-- Попробуй-ка его вытащить так, чтобы я не почувствовал этого; ты видел ведь, как они это делали, когда мы играли утром.
Оливер придержал дно кармана одной рукой, как это делал Доджер, а другой осторожно вытащил платок.
-- Вытащил?-- воскликнул еврей.
-- Вот он, сэр!
-- Ловкий же ты мальчик, мой милый, -- весело сказал еврей, одобрительно гладя Оливера по голове.-- Я еще не видел такого способнаго мальчика. Вот тебе шиллинг. Если ты и вперед будешь так делать, то из тебя выйдет величайший человек в мире. А теперь иди сюда, я хочу показать тебе, как надо выводить метки из платков.
Оливер никак не мог понять, какое отношение имеет карман стараго джентльмена к тому, что он сделается великим человеком. Но подумав про себя, что еврей его хозяин и, следовательно должен все это знать лучше, последовал за ним поспешно к столу и скоро совершенно углубился в свое новое занятие.
X. Оливер ближе знакомится с характером своих новых товарищей и приобретает опыт очень дорогой ценой.
Несколько дней под ряд не выходил Оливер из комнаты еврея и все это время выводил метки с носовых платков, (которых за эти дни принесли очень иного); иногда он принимал даже участие в вышеописанной игре, которою еврей и два мальчика забавлялись каждое утро. В конце концов он стал томиться отсутствием свежаго воздуха и при всяком удобном случае просил еврея разрешить ему пойти на работу вместе с двумя товарищами.
Оливер страшно волновался и не мог дождаться, когда наконец и он примет участие в работе, особенно видя, как строг и взыскателен был еврей. Если только Доджер или Чарли Бетс осмеливались придти вечером с пустыми руками, он сейчас же делал им выговор, упрекая их в лени и нерадивости, а в некоторых случаях даже отсылал их спать без ужина. Однажды он так разсердился на них, что обоих спустил с лестницы. Но вообще он почти не прибегал к такому внушению добродетельных принципов.
В одно прекрасное утро Оливер получил, наконец, позволение, котораго так долго жаждал. Работы с платками совсем не было в течение двух, трех дней и обед был очень скудный. Надо полагать, что старый еврей имел свои причины, давая такое разрешение; как бы там ни было, но Оливеру во всяком случае, он позволил идти, поручив его надзору Чарли Бетса и Доджера.
Три мальчика вышли вместе; Доджер с завороченными кверху рукавами сюртука и с нахлобученной шляпой, Бетс с заложенными в карманы руками и между ними Оливер, который никак не мог понять, куда это они идут и какой отрасли промышленности он учится.
Шли они очень медленно, еле передвигая ноги и Оливер начинал уже думать, что товарищи его сговорились надуть стараго джентльмена и совсем не намерены работать. Его поразили, кроме того, порочныя наклонности Доджера, который сталкивал шапки с головы маленьких мальчиков, сбивая последних с ног, и слишком своеобразныя воззрения на права собственности Чарли Бетса, который то и дело стягивал с лотков, стоявших местами в грязном переулке, то яблоки, то лук, пряча моментально их в карманы, которые находились, повидимому, по всем направлениям его сюртука. Все это произвело такое неприятное впечатление на Оливера, что он собирался уже заявить о своем намерении вернуться назад, когда мысли его приняли несколько другое течение при виде таинственнаго поведения Доджера.
Они только что прошли небольшой двор, находившийся недалеко от открытаго сквэра в Клеркенуэлле, известнаго под странным названием "зеленаго", когда Доджер вдруг остановился, приложив палец к губам. |