-- В чем дело?-- спросил он.

   -- Охотника молодого поймали, -- отвечал полицейский, державший Оливера.

   -- Не вас ли ограбили, сэр?-- спросил мужчина с ключами.

   -- Да, -- отвечал старый джентльмен, -- только я не уверен, чтобы именно этот мальчик взял мой платок. Я... я... хотел бы поскорее прекратить это дело.

   -- Все же вам нужно пройти к коммиссару, сэр!-- сказал тюремщик.-- Его милость разберет все в полминуты. Ну, ты, висельник!

   Последния слова относились к Оливеру и означали приглашение войти в каменную тюремную камеру, где Оливера обыскали и, хотя ничего не нашли, все же заперли.

   Камера видом своим и величиною походила на погреб, какие роют в земле, только несколько светлее. Грязь была в ней невероятная; был понедельник, а накануне в этой же самой камере сидели шесть пьяниц, которых арестовали еще вечером в субботу. В полицейские участки чуть ли не каждый день запирают мужчин и женщин, в буквальном смысле слова из-за ничего. Участки эти до того отвратительно содержатся, что камеры в Ньюгетской тюрьме, где сидят самые ужасные преступники, приговоренные к смертной казни, представляют собой дворцы в сравнении с ними. Кто сомневается в справедливости сказаннаго, пусть сам проверит и сравнит.

   Старый джентльмен был также печален, как и Оливер, когда ключ повернулся в замке. Он со вздохом взглянул на книгу, которая была невинной причиной всего случившагося.

   -- Есть что-то в лице этого мальчика, -- говорил старый джентльмен, отходя от камеры и прикладывая книгу к подбородку, -- что трогает и интересует меня. Что если он невинен? Он так походит... Быть не может! -- воскликнул старый джентльмен, останавливаясь и подымая глаза к небу.-- Помилуй нас, Господи! Да где же я видел похожее на него лицо?

   Несколько минут ходил старый джентльмен глубоко задумавшись и наконец вошел в переднюю, дверь которой выходила во двор. Здесь он стал в угол и старался мысленно припомнить целый ряд лиц, скрытых уже много лет тому за туманной завесой его воспоминаний.-- Нет, -- сказал старый джентльмен, покачивая головой, -- это ни более, ни менее, как одно только воображение!

   И он снова задумался, стараясь возстановить в памяти прошедшее, во с него не так то легко было снять завесу, давно уже спустившуюся над ним. Перед умственным взором его проходили лица друзей и врагов и много чуждых ему совершенно лиц, неизвестно почему выделившихся из толпы; лица молодых и цветущих девушек, теперь уже старух; лица измененныя смертью и скрытыя могилой, но все еще живыя в воспоминании, которое выше смерти, ибо возстановляет образы в душе нашей в прежней их свежести и красоте, с ярким блеском глаз и чарующей улыбкой, с чудной душой, скрытой земной оболочкой. Оно нашептывает нам, что красота души живет и за могилой, что она взята от земли лишь для того, чтобы превратиться в свет, указывающий нам путь к небу.

   Но как ни старался старый джентльмен, он никак не мог припомнить ни одного лица, черты котораго отразились бы в лице Оливера. И он с грустью отстранял от себя воспоминания и будучи, к счастью для себя, разсеянным, успокоился и снова принялся за чтение книги.

   Кто то притронулся к его плечу; это был мужчина с ключами, который приглашал его пожаловать в контору. Он поспешил закрыть книгу и предстал перед внушительным мистером Фенгом.

   Контора находилась в передней части здания и стены ея были выложены филенчатыми досками. Мистер Фенг сидел за перегородкой, а у дверей на небольшой деревянной скамеечке джентльмен увидел беднаго маленькаго Оливера, который дрожал от страха при виде окружающей его обстановки.