Да не подумают враги "системы", что во время своего одиночнаго заключения Оливер лишен был благотворнаго действия гимнастики, приятнаго общества и религиознаго утешения. Что касается гимнастики, то ему разрешили, не смотря даже на холодную погоду, совершать каждое утро обливание под насосом на каменном дворе, в присутствии мистера Бембля, который для предупреждения простуды пускал в ход свою палку, вызывая тем усиленное согревание в его теле. Относительно общества мы должны сказать, что Оливера каждый день водили в зал, где обедали мальчики, и там секли его при всех розгами в предупреждение и пример другим. Для того же, чтобы не лишать его религиознаго утешения, его каждый вечер пинками гнали в тот же зал на вечернюю молитву и позволяли ему слушать, услаждая тем свою душу, как читали общую молитву, к которой было сделано добавление, утвержденное властью комитета, где мальчики просили помочь им быть добрыми, добродетельными, довольными и послушными и спасти их от пороков Оливера Твиста, который, -- говорилось дальше, -- находился под исключительным покровительством и властью злых сил и являлся прямым орудием и воспроизведением сатаны.

   В одно прекрасное утро, когда дела Оливера все еще находились в том же счастливом и благоприятном положении, по улице Гайг-Стрит шел мистер Гамфильд, трубочист, глубоко задумавшись над тем, как ему устроить, чтобы быть в состоянии уплатить просроченныя деньги своему хозяину, который настойчиво требовал их уплаты. Не смотря на самыя отчаянныя ариѳметическия вычисления, он ничего решительно не мог придумать, ибо финансы его были в таком положении, что не могли доставить ему необходимых для уплаты пяти фунтов; ломая себе голову над этим, он то и дело останавливался и бил палкой по голове осла. Проходя мимо дома призрения, он увидел обявление, прибитое к воротам.

   -- Стой!-- сказал мистер Гамфильд своему ослу.

   Осел находился в состоянии самой глубокой задумчивости, разсуждая, быть может, о том, угостят его или нет одним, двумя кочанами капусты, когда он доставит на место два мешка сажи, которыми была нагружена тачка, а потому не обратил ни малейшаго внимания на отданное ему приказание и по прежнему двигался вперед.

   Мистер Гамфильд разразился бранью и проклятиями на осла и в особенности на его глаза; бросившись за ним, он догнал его и нанес ему такой удар по голове, котораго ни один череп не выдержал бы кроме ослинаго. Затем он схватил его за узду, крепко ударил его по морде, чтобы напомнить ему, вероятно, что он его хозяин, и после этого повернул его обратно. Тут он еще раз ударил его по голове, чтобы оглушить его окончательно до своего возвращения, и пошел к воротам читать обявление.

   У ворот, заложив руки назад, стоял джентльмен в белом жилете; он только что вышел из заседания комитета, чтобы освежиться от волновавших его глубоких чувств. Сделавшись таким образом невольным свидетелем маленькой размолвки между мистером Гамфильдом и его ослом, он весело улыбнулся, когда упомянутое выше лицо подошло к воротам, чтобы прочитать обявление; он сразу понял, что мистер Гамфильд такой именно хозяин, какой необходим Оливеру Твисту. Прочитав обявление, мистер Гамфильд улыбнулся в свою очередь; пять фунтов составляли именно ту сумму, которая была ему необходима, а что касается мальчика, с которым были связаны эти пять фунтов, то мистер Гамфильд, знавший хорошо образ жизни в доме призрения, был уверен, что мальчик по своей величине подойдет наверное ко всем трубам.