Видимы стали и внутренний двор и ряды переходов,

         Видима древняя храмина прежних царей и Приама,

         Видимы в сенях и стражи, хранители царского прага.

         В самом же доме и жалобный крик, и шум, и волненье;

         Звонкие своды чертогов наполнив пронзительным стоном,

         Жены рыдают; к звездам подымает отчаянье голос.

         Бледные матери, бегая в мутном безумии страха,

         Праги объемлют дверей и к ним прилипают устами.

         Вдруг вторгается Пирр, как отец, неизбежно – ужасный.

         Тщетны заграды; низринута стража; таран стенобойный

         Сшиб ворота; расколовшись, огромные рухнули створы;

         Силе прочистился путь, и в пролом, опрокинув передних,

         Ринулся грек, и врагами обители все закипели.

         Менее грозен, плотину прорвав и разрушивши стену,

         С ревом и с пеной стремится поток из брегов и, равнину

         Шумным разливом окрест потопив, стада и заграды

         Мчит по полям. Я видел убийством яримого Пирра;

         Видел обоих Атридов, дымящихся кровью в обители царской;

         Видел Гекубу, и сто невесток ее, и Приама,

         Кровью своею воздвигнутый ими алтарь обагривших.

         Вдруг пятьдесят сыновних брачных чертогов, надежда

         Стольких внуков, и стены, добыч многочисленных златом

         Гордые, пали – пожаром забытое схвачено греком.

         Знать пожелаешь, быть может, царица, что было с Приамом.

         Видя падение града, видя пылающий замок,

         Видя врага, захватившего внутренность царского дома,

         Старец давно позабытую броню на хилые плечи,

         Сгорбленный тягостью лет, чрез силу надел, бесполезный

         Меч опоясал и в сонмы врагов пошел на погибель.

         В самой средине царских чертогов, под небом открытым,

         Был великий алтарь; над ним многолетнего лавра

         Сень наклонялась и лики домашних богов обнимала.

         Там с дочерями сидела Гекуба. Напрасно – укрывшись

         Робко под жертвенник, словно как стая пугливая горлиц

         В грозу под ветви, – кумиры бессмертных они обнимали.

         Вдруг царица одетого бронею младости бранной

         Видит Приама.