Так совершилася участь Приама; так он покинул

         Землю, зревши добычей пожара Пергам и паденье

         Трои, некогда сильный властитель народов, державный

         Азии царь… и великое тело на бреге пустынном

         Ныне без чести лежит, обезглавлено, труп безымянный.

         Тут впервые мне ужас предчувствия душу проникнул:

         Я обомлел; я о милом старце родителе вспомнил,

         Видя, как дряхлый ровесник его, под рукой беспощадной,

         Царь издыхал; я вспомнил о сирой Креузе, о доме,

         Преданном греку во власть, о судьбине младенца Иула.

         Взор обращаю: нет ли со мною сподвижников ратных?

         Все исчезли; одни, утомленные битвою, с башни

         Прянули в город; другие отчаянно кинулись в пламень

         Я один уцелел. И вдруг в преддверии храма

         Весты, робко-безмолвную, скрытую в темном притворе,

         Вижу Тиндарову дочь: при зареве ярком пожара

         Светлым путем я бежал, все оку являлося ясным.

         Там, опасаясь троян, раздраженных паденьем Пергама,

         Злобы данаев и мести супруга, отчизну и Трою

         Купно губящая Фурия, жертвенник Весты объемля,

         В храме, богам ненавистная, тайно сидела Елена.

         Вспыхнуло сердце во мне; отомстить за погибель отчизны

         Рвется мой гнев; истребить истребленья виновницу жажду

         «Ей ненаказанной Спарту узреть! в родные Микины

         Гордой царицей вступить, торжествуя! увидеть супруга

         Дом родительский, чад, окруженной прискорбной толпою

         Дев илионских и пленных троян!… А Приам уж зарезан,

         Троя горит и Дардания целая кровью дымится!

         Нет! того не стерплю! пускай не великая слава

         Женоубийце, пускай для него беспохвальна победа —

         Свет от чудовища должно очистить; кровавою местью

         Сердце свое утолю и пепел моих успокою».

         Так я, себя раздражая, злобой кипящий, стремился.

         Вдруг перед очи мои, откровенная, мрак осиявши

         Ярким блистаньем, великой богиней, какою лишь небо

         Знает се, предстала мать и, меня удержавши,

         Молвила так мне устами, живыми как юная роза:

         «Сын, для чего необузданной скорбию гнев пробуждаешь?

         Что за безумство? Ужели оставил о нас попеченье?

         Прежде помысли о том, где покинут тобою родитель,

         Дряхлый Анхиз, не погибли ль супруга Креуза и юный

         Сын твой Асканий? Кругом их обители бешено рыщет

         Грек, и давно бы, когда б не моя берегла их защита,

         Их истребило железо и пламень враждебный похитил!…

         Нет! не Парид, похититель преступный, не образ спартанки,

         Низкой Тиндаровой дочери – боги, разгневанны боги

         Ваш опрокинули град и сразили величие Трои.