|
Это был тот самый человек, который жил теперь вместе с орлами и лисицами, выжидая удобнаго случая отомстить сыну врага своего отца, за бедность, унижение, горе покойной матери, самоубийство отца, за грустную разлуку с братьями и сестрами. Теперь он стоял здесь, как Самсон, обезсилевший с потерею волос; и это совершилось только потому, что у этой гордой девушки были томные глаза, обворожительный рот и что она была так великолепна в белом атласе и розах. Неподражаемо прекрасная в толпе многих красавиц, она двигалась среди друзей, стараясь не поддаваться обаянию мрачнаго взгляда неустанно следившаго за него. Отец попросил ее быть любезнее с несообщительным гостем, котораго он хотел как нибудь примирить с собою; она очень любезно предложила ему посмотреть новую картинную галлерею, сообщавшуюся с гостиной; обясняла, каким образом полковнику удавалось приобрести ту или другую картину, и употребляла все искусство, какое только позволяла ей гордость, чтобы только докончить дело, начатое отцом, и старалась в то же время держать себя по возможности далеко и отвлекать внимание гостя от своей особы, обращая его на всякия сколько нибудь замечательный вещи.
Колль-Дью следовал за нею, вслушивался в ея голос, не обращая внимания на самыя слова; она не могла добиться от него ни разсуждений, ни возражений. Наконец они остановились в отдаленном и слабо освещенном углу, перед окном, занавеси котораго были отдернуты. Оно было раскрыто, и ничего не видно было из него кроме океана и полной луны, плывущей высоко над облаками и оставлявшей далеко за собою серебристыя полосы, которыя уносились в пространство, разделяющее два света. Разсказывают, что тут произошла следующая, небольшая сцена. -- Это окно, устроенное по плану моего отца, не дает ли вам понятия о его вкусе? сказала молодая хозяйка, которая, точно олицетворение красоты, вся облитая светом, стояла, глядя на луну. Колль-Дью не отвечал; но вдруг, как разсказывают, попросил ее дать ему розу из букета приколотаго вместе с кружевом на ея груди. Во второй раз в течении этого вечера глаза Эвлины Блэк сурово блеснули. Но ведь этот человек спас жизнь ея отцу! Она оторвала один цветок и грациозно; но в то же время по возможности с достоинством, подобающим королеве, протянула ему. Колль схватил не только розу, но и подавшую ее руку, и торопливо осыпал ее поцалуями. Эвлина пришла, в негодование. -- Сэр, закричала она: -- если вы джентльмен, то вы сумасшедший. Если вы не сумасшедший, то вы не джентльмен. -- Сжальтесь надо мною, сказал Колль-Дью.-- Я вас люблю. Боже мой, никогда еще я не любил ни одну женщину! А!-- закричал он увидя отвращение на ея лице:-- вы ненавидите меня. Вы вздрогнули, когда мой взгляд в первый раз встретился с вашим. Я люблю вас, а вы отвечаете мне ненавистью! -- Да, отвечала, она с горячностью, забывая все, кроме своего негодования.-- Ваше присутствие кажется мне чем-то зловещим. И вы любите меня?-- ваши взгляды точно отрава для меня. Пожалуста, милостивый государь, не упоминайте мне больше об этом. -- Не стану вас больше безпокоить, сказал Колль-Дью, и подойдя к окну, одной рукой ухватился за оконицу и, выпрыгнув из него, скрылся из вида. С непокрытой головой, Колль-Дью направился не к своему дому, но в горы. Полагают, что всю остальную часть ночи он блуждал по лабиринту холмов, пока свежий ветер не разогнал на заре облаков. Так как он проголодался и пробыл на ногах больше суток, то обрадовался, увидев перед собою хижину. Войдя туда, он попросил напиться и угла, где бы мог отдохнуть. В доме уже все поднялось, и кухня была полна народом, утомленным вследствие ночи, проведенной без сна; старики с трубками в зубах дремали у камина, там и здесь сидели женщины, прислонившись головами к коленям своих соседок. Неспавшие же крестились, когда мрачная фигура Колль-Дью показалась в дверях, потому что имя его не пользовалось хорошею славою; но хозяин дома попросил его войти, предложил молока, обещаясь испечь еще картофелю, и отвел его в маленькую комнату за кухней, один угол которой был устлан вереском и где у очага сидели две женщины, передававшия друг другу разныя сплетни. |
