-- Любезный друг, сказал этот джентльмен, глядя на меня с удивлением: я сам не могу этого достигнуть!
Я, выслушав эту неудачную шутку, засмеялся из вежливости неловко и старался подделаться под его лад.
-- Что же вы намерены сделать из нея впоследствии, спросил джентльмен, как-то сомнительно глядя на меня.-- Вы будете ее возить с собою?
-- Да, в повозке, сэр. Но она будет жить там также уединенно, как в доме. Я никогда, и ни за что не решусь выставлять на показ публике ея физический недостаток.
Джентльмен одобрительно кивнул головой.
-- Хорошо, сказал он, можете ли ни разстаться с нею на два года?
-- Если это принесет ей пользу, то готов.
-- Это другой вопрос, сказал он, глядя на Софи:-- может ли она разстаться с вами на два года?
Не знаю, кому из нас разставание было тяжелее (но для меня оно было очень тяжело). Однако она наконец успокоилась и решено было разстаться. Я не говорю о том, как нам было грустно после того, как я ее оставил вечером у дверей заведения. Я знаю только, что вспоминая эту ночь, никогда не прохожу мимо этого заведения без боли в сердце и стеснения в горле. В этот вечер лучший товар я не мог предлагать покупателям с обычными шутками, мой лучший товар -- ружье и очки; да! я был бы не в силах шутить даже в том случае, если бы статс-секретарь департамента внутренних дел предложил мне за это пят сот фунтов -- и пригласил после того к себе обедать.
Однакож, тоска, которую я ощущал в своей повозке, была не похожа на то одиночество, которое я испытывал прежде; теперь я видел пред собою, хотя в отдалении, прекращение ея и потому, когда мне становилось скучно, я вспоминал, что Софи принадлежит мне, а я ей. Не переставая мечтать о ея возвращении, я чрез несколько месяцев купил другую повозку, и как бы вы думали, что я хотел из нея сделать? Я вам скажу. Я намеревался устроить в ней полки, уставить их книгами -- и сделать себе сидение, с котораго я мог бы видеть, как она читает, и услаждаться мыслию, что я был первым ея учителем.
Этот план был приведен в исполнение. Все было устроено под моим наблюдением и пригнано так, что с повозке поместилась кровать с занавесками, стол для чтения, конторка для письма и затем книги, в несколько рядов, с картинами и без картин, в переплетах и без оных, с золотыми обрезами и простыми -- всякия книги, какия только я мог собрать на Севере и Юге, на Востоке и Западе, и за горами. Когда я накупил столько книг, сколько мог поместить в своей новозке, мне пришла на ум новая идея, которая так заняла меня, что два года прошли почти незаметно.
Хотя у меня и не алчный нрав, по я люблю быть собственником своих вещей. Например, я бы не желал иметь вас компаньонами в деле Чин-Джэка. Не то, чтобы я вам не доверял, но мне гораздо приятнее убеждений; что все в повозке принадлежит мне. Да и вы, я полагаю, точно также смотрите на вещи.
Хорошо! Нечто в роде ревности овладевало мною, когда я думал, что все эти книги, которыя Софи еще не удалось прочесть, были уже давно прочтены другими. Мне казалось, что от этого оне не вполне будут ей принадлежать. Вследствие этого мною и овладела мысль написать книгу, которую бы она црочла первая.
Эта мысль мне очень понравилась; а так как я никогда не позволял дремать раз пробудившейся мысли (чтобы быть Чип-Джэком, нельзя иметь свои мысли в разброде, но должно всегда держать их наготове), то тотчас же принялся за ея осуществление.
Надо вам сказать, что я часто сожалел, что Софи ни разу не слышала моих разглагольствований с подножки, и что и вперед ей не суждено было их услышать. И не хвастлив, но человеку свойственно не скрывать своих талантов. К чему вам слава, если вы не можете обяснить лицу, оценка котораго для вас всего дороже, источник этой славы? Теперь я растолкую вам это. |