Моцарт для приличия засмеялся, хотя анекдот этот знал с застойных времен.

– Так вот, я первый начал, – грустно резюмировал Григорьев. – Чем же еще могло пахнуть вторжение в сферу коррупционеров в погонах? Дома был скандал. Я с родителями живу, квартиру жене оставил. Отец мой – человек старорежимный, военной закалки: сорок пятый зацепил, да так на том рубеже и остался. Газету с «Беспределом» изорвал, топал ногами. «Армию порочишь! – орал. – Распустились! Дали вам волю! Да на солдате все держится! Сопляк! На кого замахнулся? На генералов? Лучшие умы отечества!..» Ладно, это мы переживем. Хотя, честно говоря, звонка я не ждал – ждал, что меня вызовут в суд, привлекут к ответственности, как Вадика Поэгли из «МК». А они – исподтишка, эти «лучшие умы»… Спросили, знаю ли я, что такое базука и как долго горит трехкомнатная квартира в «хрущевке» – с намеком на ту, в которой мои Агния с Сережкой живут. Сын у меня, значит, двенадцати лет… Сейчас‑то они в Болгарии, ну да приедут ведь?..

– Макс! – решительно сказал Моцарт. – Не стоит. Ей‑Богу, не стоит. Давайте не будем на эту тему…

– Стоит, Владимир Дмитриевич, – перебил его журналист и посмотрел ему в глаза. – Я об успехах столичной мэрии писать все равно не умею. Любителей каждодневных презентаций хватает и без меня. Два месяца тому со мной веселенький случай произошел. Двое в масках с автоматами, на формах «МИЛИЦИЯ» написано, попросили документы предъявить. Не успел я паспорт из. кармана достать – коленом в пах, локтем по спине, ногами по ребрам, по печенке: «Лежать! Руки за голову!» Это в два часа дня, на Измайловском, прямо перед фасадом Театра мимики и жеста. За что, спрашивается?! Оказалось, обликом схож с «лицом кавказской национальности». А я еврей – по отцу, мать у меня русская… Коммунисты могут сколько угодно кричать, что евреи родину продали, но мне такая родина – где меня, честного гражданина, могут избить представители власти в масках только за то, что рожей не вышел, – и на хер не нужна! Поэтому я плевал на их угрозы, и я всему миру докажу, кто на самом деле эту родину продает оптом и в розницу – по вагону, по баррелю, по военному заводу!..

Для поиска виновников распродажи отечества у Моцарта не было времени. «А вот Вера пишет о выставках, и это прекрасно», – подумал он.

– Узнал я кое‑что о вашем генерале, – неожиданно сказал Григорьев. – Могу сразу назвать источник, чтобы вы не думали о происках сионистов: пресс‑центр Минобороны. Другим не располагаю, на лубянках не служу. Так вот, сухие факты его биографии таковы: Епифанов Александр Ильич родился в 1945 году в Бурятии…

– Где?..

– В Гусиноозерске, неподалеку от Иркутска…

«Все, – едва не вскричал Моцарт, – все, дорогой Макс! На большее я даже не рассчитывал: теперь понятно, кому принадлежит эта дачка. Конечно, кто же еще мог повесить у себя дешевую картинку, написанную на берегу Гусиного озера? Ностальгия, значит, замучила…»

– …комсомол, партия – это понятно, – продолжал Григорьев безразличным тоном, – срочную служил в ГДР в инженерных войсках, в 1972‑м окончил военно‑инженерное училище, командовал стройбатом в Рязани, тылом гарнизона, там женился, оттуда ушел в Афган в восемьдесят третьем в чине инженер‑полковника.