Именно это и обернулось против него, потому что, когда я имел честь в
последний раз пожимать его руку, он только что был выпущен из Бастилии, куда
был заточен по секретному приказу; и сейчас, хотя и освобожденный, лишился и
своего полка и пенсии. Мой дорогой сэр, верность честного ирландца в конце
концов восторжествует над всеми уловками и хитростями, в чем джентльмен
вашего образа мыслей, вероятно, со мной согласится.
Так вот, сэр Баллантрэ -- человек, талантами которого я восторгаюсь, и
к тому же он мой друг, и я считаю нелишним сообщить вам о постигших его
превратностях судьбы, так как, на мой взгляд, он сейчас в полном отчаянии.
Когда я его видел, он говорил о поездке в Индию (куда и сам я надеюсь
сопровождать своего знаменитого соотечественника мистера Лалли [27]); но для
этого, насколько я понимаю, он нуждается в сумме, намного превышающей ту,
которая находится в его распоряжении. Вы, должно быть, слышали военную
поговорку: полезно мостить золотом путь отступающему врагу? Так вот,
уверенный в том, что вы поймете смысл этого напоминания, остаюсь с должным
почтением к лорду Дэррисдиру, его сыну и прелестнейшей миссис Дьюри, мой
дорогой сэр, ваш покорный слуга Фрэнсис Бэрк.
Письмо это я тотчас отнес мистеру Генри; и я думаю, что обоими нами в
эту минуту владела одна мысль: что письмо запоздало на неделю. Я поспешил
послать полковнику Бэрку ответ, в котором просил его уведомить Баллантрэ при
первой же возможности, что следующий его гонец будет снабжен всем
необходимым. Но, как я ни спешил, я не мог предотвратить неизбежное; лук был
натянут, стрела уже вылетела. В пору было усомниться в способности
провидения (и его желании) остановить ход событий; и странно сейчас
вспоминать, как усердно, как долго и слепо подготовляли все мы надвигавшуюся
катастрофу.
С этого дня я держал у себя в комнате подзорную трубу и стал при случае
расспрашивать арендаторов, и так как контрабанда в нашей округе велась почти
что в открытую, вскоре я уже знал все их сигналы и мог с точностью до одного
часа определить возможное появление очередного гонца. Повторяю, расспрашивал
я арендаторов потому, что сами контрабандисты были отчаянные головорезы,
всегда вооруженные, и я с большой неохотой вступал с ними в какие-либо
сношения. Более того (и это впоследствии повредило делу), я вызывал особую
неприязнь кое у кого из этих разбойников. Они не только окрестили меня
недостойной кличкой, но, поймав как-то ночью в глухом закоулке и будучи (как
сами сказали бы) навеселе, они потехи ради заставили меня плясать. Они
тыкали мне в ноги тесаками, распевая при этом на все лады: "Квакер, квакер
[28], попляши". Хотя они и не причинили мне телесных повреждений, я был до
того потрясен, что на несколько дней слег в постель от этого поношения,
настолько позорного для Шотландии, что оно не нуждается в комментариях.
К вечеру седьмого ноября того же злосчастного года, прогуливаясь по
берегу, я заметил дымок маячного костра на Мэкклроссе. |