– Из «стоящего» разве что мой институт и остался.

– Так им и надо! – искренне порадовался дядя Петя. Он не любил москвичей за то, что «они все под себя подмяли».

Мама держала Марику за руку и рассказывала ей свои новости:

– Представляешь, у нас на проходной демонтировали Доску почета и разрешили передовикам забрать свои фотографии. А какая то мадам взяла и украла Цыганова!

Потом, по заведенному порядку вещей, они начали ссориться с дядей Петей:

– Нарожал кучу детей, а о потомстве заботиться и не думаешь! Ты когда алименты последний раз платил? Не помнишь? Ничего, государство тебе все припомнит!

– Я человек благородный! – бил себя кулаком в грудь дядя Петя. – Еще не было такого, чтобы женщина подала на меня в суд.

– Ну так подаст! Тоже мне рыцарь непечатного образа! Развел тут гарем!

Папа тронул под столом дочкину коленку:

– Пойдем курить?

«Курить с папой» было одним из любимых развлечений Марики. Они выходили на лоджию, открывали форточку и болтали о том о сем.

– Ну, как у тебя там дела? – интимно спросил папа, когда им удалось ускользнуть из за стола. – Кавалеры есть?

– Угу.

– А учеба как?

– Нормально.

– А в самодеятельности участвуешь?

– Регулярно.

Папа вздохнул: ему вспоминалась его собственная боевая юность.

– Слышь, дочка… Я тут разучил одну частушку… Может, тебе пригодится? Для самодеятельности или еще для чего нибудь… – И, нагнувшись к Марикиному уху, папа тихонечко запел:

– Наконец то убедилась:

Не в того опять влюбилась.

У миленка, кроме пьянства,

Никакого постоянства.

– Ну чему ты ребенка учишь? – высунулся из комнаты дядя Петя. – Я в тыщу раз лучше частушку знаю:

– Тискал девку Анатолий

На бульваре на Тверском,

Но любить не соизволил:

Слишком мало был знаком.

У папы и дяди Пети всегда было так: они постоянно чем то мерялись – кто знает больше марок пива, кто дольше сможет продержаться без сигарет, кто лучше в «очко» играет.

На этот раз они на спор пытались вспоминать частушки. Мама, смеясь, смотрела на их потуги, обнимала дочь и спрашивала, почему та ничего не ест.

Два дня пролетели совершенно незаметно: вечером в воскресенье уже нужно было уезжать, а Марика так никому ничего и не сказала.

«Я слишком сильно их люблю, – думала она, глядя на лица провожавших ее родственников. – Пусть будут счастливы. Хотя бы еще немножечко».

Приближалось Рождество. Бобби купил на базаре угловатое страшилище – елочку, и по всему иностранному сектору тут же распространился особый, праздничный аромат хвои.

Вскоре выяснилось, что Рождество в СССР вообще не отмечают: двадцать пятое декабря было точно таким же рабочим днем, как и остальные. Рождественские обычаи – елку, подарки и прочее – здесь применяли к Новому году.

Алекс заранее спросил Жеку:

– Что у вас принято делать на новогодние праздники?

Пряницкий в задумчивости наморщил лоб:

– Ну, можно по магазинам пробежаться. Под конец года обычно много всего хорошего выбрасывают.

– Да нет же! Как у вас принято праздновать ?

– A а… Ну я давно уже хотел съездить на улицу Горького и поприставать к девчонкам. Хочешь со мной?

Слава богу, у остальных были несколько иные планы: родители Лены уезжали в гости к друзьям, и Степановы пригласили всех к себе.

Днем тридцать первого декабря Алексу предстояло узнать, что же будет с визами.