Впоследствии Миша не раз удивлялся тому обстоятельству, что неприятности скатываются с Пряницкого, как с гуся вода. Людям почему то было неудобно ему отказывать.
– Ха! Это единственный билет, который я выучил! – радостно сообщил Жека, плюхаясь за парту рядом с Мишей. И тут же начал крутиться, всех отвлекать и выспрашивать, кто что знает об аграрной реформе Александра Второго.
Миша понял, что если он сейчас не спасет неугомонного соседа, то тот ни за что не даст ему сосредоточиться.
– Записывай! – прошептал он едва Слышно. – Идея освобождения крестьян от крепостной зависимости появилась в обществе задолго до воцарения Александра…
Экзамен Жека сдал на пятерку и в качестве благодарности сводил Мишу на концерт в Кремлевский дворец.
С тех пор и началась их странная дружба.
Что их сближало? Пряницкий объяснял это так:
– Я Мишкой маму успокаиваю. Она меня спросит: «Кто твои друзья, сынок?» Не буду же я ей перечислять Генку с Арбата или Майонеза с Бубой Медвежатником! Они ее напугают. А так приведу домой Степанова, он маме про комсомол что нибудь расскажет. Или про шефскую помощь… И всем хорошо.
Миша же просто пал жертвой обаяния Пряницкого. С ним было интересно. Он так легко и весело прожигал свою порочную жизнь, так смешно рассказывал байки и передразнивал ближних, что ему можно было простить все – вплоть до хронических долгов по членским взносам.
Пряницкий поджидал Мишу возле комитета комсомола.
– Ну?! Что там с Коровиным?!
– Отчислили! – безнадежно махнул рукой Миша.
Жека спал с лица:
– За что?!
– Он на парте анекдот написал. Кто то увидел и стукнул в деканат.
– Ничего себе! – Постреляв по сторонам глазами, Жека приблизился к Мишиному уху: – А что за анекдот то? Политический?
– «Включаю радио – там Ленин. Включаю телевизор – опять Ленин. Читаю газету – Ленин. Теперь боюсь открывать консервы», – нехотя пересказал Миша.
На Жекином лице на секунду вспыхнула улыбка.
– Дурак! Зачем же он на парте то?!
Вовка Коровин был их однокурсником. В институт его приняли с большой натяжкой, ибо с личным делом у Коровина была просто беда: все его родственники сидели.
Впрочем, к этому факту своей биографии он относился не без гордости.
– У папани две судимости, – со значением рассказывал Вовка. – По малолетству за хулиганство, потом за браконьерство. Мамка получила условное за растрату. У дяди Толи статья за грабеж, у дяди Вали, кажись, за мокруху. Ну а брательник – это хищение социалистической собственности в особо крупных размерах.
В общем, весь уголовный кодекс в наборе.
Вовка, как никто, умел «ботать по фене», объяснять значение татуировок и петь песню «Голуби летят над нашей зоной». За последний год Жека довольно тесно с ним общался: вдвоем они проворачивали какие то темные спекулятивные делишки.
– А я вот нисколько не удивился, что твоего Коровина исключили, – сказал Миша, когда они вышли на улицу. – Поверь моему слову: рано или поздно он пойдет по стопам родителей.
Но Жека, казалось, совершенно его не слушал. Ему было искренне жаль Вовку, пропавшего ни за что ни про что.
– Надо поминки устроить, – сумрачно сказал он. – Все таки товарища потеряли… В неравных боях… Водку то пить будешь?
– Э э…
– Значит, едем к тебе, – сделал вывод Жека.
Миша поморщился. Поминки – дело неплохое, но сегодня в общежитие заселялась новая партия иностранцев, и было бы лучше обойтись без дебошей и пьянства. Ну да как Пряницкому откажешь? Он тут же вытаращит глаза и начнет упрекать в трусости, подхалимаже и предательстве студенческих идеалов. |